Я знаю, что согласна со всем этим, и думаю, это справедливо. Но когда я думаю о том, что произойдет дальше… когда я думаю, что Виоле и Соррел, возможно, придется свидетельствовать в суде…
Все позади.
Сегодня утром Эдвард предстал перед судом, и его адвокат (который был шокирован и едва мог поверить, что все это правда) ходатайствовал, чтобы он был отпущен под залог.
Я сидела на галерее для публики — я надела толстую вуаль, которую надевала в Западной Эферне, и думаю, что никто не узнал меня. Эдвард казался маленьким и странно съежившимся на скамье подсудимых, как если бы кто-то проколол его толстой иглой и из него вытекло все эгоистичное самодовольство и напыщенность. Он был так бледен, что лицо его казалось серым.
Адвокат просил, чтобы его выпустили под залог в пять тысяч фунтов, и, на его взгляд, это всего лишь формальность, и, конечно, Эдвард предоставит залог. Судьи — их было двое, и они казались очень суровыми — стали шепотом совещаться. Я наклонилась вперед, пытаясь услышать, что они говорят, но не смогла. И тогда один из них сказал:
— Мы не склонны отпускать его под залог, поскольку нам кажется…
В это время Эдвард подался вперед, как если бы кто-то сильно толкнул его в спину. Бледность сменилась вдруг ужасной краснотой — его лицо стало темно-пурпуровым, и жилы на лбу натянулись, как веревки. Он потянул руку вперед, как бы в мольбе или для защиты, не в силах говорить, и затем вдруг упал на ограждение.
В эту ужасную минуту все замерли, и затем один из приставов подбежал к нему, и кто-то попросил принести стакан воды, и раздался приглушенный вздох, как будто паника пробежала по залу.
Я не представляла себе, что делать, но прежде чем я смогла что-либо придумать, пристав, который подошел к нему первый, склонился над Эдвардом и заглянул ему в лицо.
— Он в порядке? — спросил старший судья. — Это обморок?
Пристав поглядел на верхнюю скамью:
— Это не обморок, сэр. Он мертв.
И тогда я вышла через заднюю дверь и не помню каким образом приехала домой.
Клари, глупая девица, заливалась слезами весь вечер. Миссис Тигг только сказала:
— Все будет хорошо, мэм.
— Если бы я сказал, что мне жаль, я бы солгал, — такими были слова Флоя. — Я не могу лгать тебе, Шарлотта. Но мы соблюдем приличия, моя любовь.