Мужчина медленно надвигался на меня, на губах его блуждала ухмылка. Он явно был в восторге от самого себя. Я же продолжал пятиться.

— Я давал тебе шанс убежать, потому что знал: это по-христиански. Но ты не захотел им воспользоваться. Так что теперь я намерен сделать все, чтобы отбить у тебя охоту вытворять впредь подобные штучки. И мне плевать на полицию. Я научу тебя уважать чужую собственность.

Этот человек продолжал наступать на меня. Нас разделяли какие-то десять футов. Я взял мачете в правую руку и опять взмахнул им, но он, казалось, даже не заметил этого. Он оглядывал полку, что тянулась справа от него, словно искал там что-то. Протянув руку, мужчина снял оттуда банку горошка. Взвесив ее на ладони, он очень спокойно, без лишней суеты, отступил на шаг и швырнул ее в меня. Банка с глухим треском влетела мне в грудь; удар пришелся чуть ниже левого соска. Задохнувшись от боли, я неуверенно попятился назад. Мне показалось, что он сломал мне ребро.

— Это большая удача, — продолжал детина. — Нечасто выпадает возможность измордовать кого-нибудь так, как я это сделаю сейчас с тобой, и при этом избежать неприятностей с полицией.

Я совершенно растерялся. Все складывалось не так, как я рассчитывал. Он ведь должен был просто отдать мне деньги, после чего я бы уложил его на пол и заставил считать до ста, а сам тем временем бежал бы к машине.

— Меня даже отблагодарят за это, — сказал он. — Урву себе кусочек за собственное злодейство. Прослыву героем.

Я все отступал в глубь торгового зала. Я предположил, что здесь где-то должен быть черный ход — возможно, через кладовку, которую я приметил до этого. Я подумал, что, если мне удастся удержать кассира на расстоянии и подобраться к выходу, можно будет воспользоваться моментом и, выскочив на улицу, добежать до машины.

Детина снова потянулся к полке, схватил банку с оливками и тоже швырнул ею в меня. На этот раз задетым оказалось плечо. Банка отскочила на пол и треснула у моих ног. Тупая боль пронзила руку, и пальцы, словно повинуясь собственному желанию, разомкнулись и выронили мачете. Оно приземлилось прямо в оливки. Мне пришлось поднять его левой рукой.

— Довольно, — сказал я. — Теперь я, пожалуй, пойду. Можешь оставить деньги себе.

Он рассмеялся, покачав головой.

— Ты упустил свой шанс. Дверь была открыта, теперь же она заперта.

В самом конце ряда я за что-то зацепился. Не спуская с кассира глаз, я попытался высвободиться. Быстро обернувшись, я увидел ту самую пирамиду из бутылей с красным вином. Из куска картона, который отделял третий ряд бутылей от четвертого, торчала проволока — именно за нее я и зацепился рукавом свитера.