Он снова вернулся в настоящее, забывая все и вспоминая снова.

«Преступников несколько. Их нужно остановить».

Джош увидел лицо Малахая, отступавшего спиной вперед. Глаза директора фонда блеснули так, как это происходило всегда, когда он говорил о камнях.

Джошу нужно было преодолеть боль и объяснить всем, что Малахай уходит, забрав с собой камни. Он должен был вырваться из тумана времени, свернувшегося в себе самом, и сказать, что именно Малахай задумал это преступление.

«Надо броситься за ним. Теперь камни у него. Он уходит. У него в руках страшная сила. Малахай опасен не только в настоящем, но и для будущего».

Райдер попытался заговорить, но смог издать лишь один звук. Это было долгое, протяжное, тихое «ш-ш-ш», которым он попытался успокоить ребенка, являющегося частью другого ребенка, являющегося частью его самого.

Но Куинн продолжала плакать.

Она снова и снова повторяла одно-единственное слово:

— Папочка! Папочка!

«Значит, судьба предназначила мне помочь именно Куинн. Не Рейчел. Не Габриэлле. Это был тот самый ребенок, ради спасения которого мы с Сабиной потеряли так много. Наш ребенок. Теперь он снова спасен».

— Папочка, папочка…

Звон вернулся, но он был уже другим. Звук кружился и приближался.

Джош понял, что это такое, и попытался улыбнуться. Сирена означала, что Беттина поняла его немую просьбу.

«Теперь все будет хорошо. Малахай не успеет сбежать. Полиция его задержит. Теперь все будет хорошо. Карл и Малахай в ловушке».

Это отняло у него все оставшиеся силы, но Юлию каким-то образом удалось дотащиться до входа в подземный лаз. Боль от раны превратилась в огонь, который пожирал его. Внутренности человека были объяты пламенем. Он жадно силился сделать вдох, но не мог наполнить легкие воздухом.

Паника сплавилась с болью. Сабина ждала его в конце этого прохода, с противоположной стороны стенки, сделанной из утрамбованной земли. Он попытался продвинуться к ней еще на дюйм, но не смог. У него не было сил даже на то, чтобы поднять голову из месива жидкой грязи и камней.

«Итак, это подземелье станет и моей гробницей. В этом затхлом, темном, тесном пространстве я превращусь в пыль и кости, истлею всего в дюжине вздохов от Сабины. Да, в дюжине вздохов, которых у меня нет».

Его боль бурлила, превращалась в краски, которые пустились водить хоровод у него перед глазами. Кожа человека горела. Джош состоял из ослепительного света, настолько яркого, что им можно было бы осветить целый город. Этот свет наполнил его силой в то самое мгновение, когда он закрыл глаза и скользнул в знакомую область другой жизни, в прошлое, где Джош совершил ошибку, которую наконец смог исправить.