Я отсчитал десять бумажек по одному юаню, и, пройдя через несколько рук, деньги в конце концов дошли до продавца воды. Он с ненавистью выкрикнул:

— Ишь ты, деревенщина! Разбогатели! Сволочь! Надо было с тебя больше содрать!

Женщина, которая пыталась сплавить нам свой мандарин, тут же стала насмехаться над ним:

— Ну ты и жлоб! Чего набросился на парня? Кто же так торгует? По котелку себе постучи, совсем не варит. Может, лучше соображать станешь.

Все захохотали.

— А эта парочка неплохо запаслась! Юаней пятьсот, наверное, — объявил на весь вагон Однозубый.

Народ одобрительно загудел. Те самые четыре девчонки уставились на нас, открыв рты.

— Послушай, ну что ты болтаешь? — сказал я, но Однозубый только хмыкнул и поглядел на меня как на идиота.

— Жизни не знаешь. Ну кто так делает? Деньги надо было по разным карманам распихать. И никому не показывать.

Вот-вот. Люди вокруг — их это совершенно не касалось — согласно закивали. А Однозубый продолжал издеваться:

— Сразу видно, из деревни. Ты вообще о кошельках слышал? В деревне невест не хватает? В город решил податься?

— Сам ты деревенщина! Олух! Ты хоть моешься когда-нибудь? Ванну когда-нибудь видел? Может, у вас дома уборная прямо на полу? И убери свою грязную лапу с моей задницы! — набросилась на Однозубого сестра.

По вагону прокатилась волна хохота. Однозубый сделался красный, как свекла, и опустил голову.

— Здорово ты ему врезала, Мэйкунь. — Я сжал сестре руку.

— Нельзя давать им спуску, Чжэчжун! Скоро они перед нами стелиться будут. Мы станем звездами, все будут нами восхищаться. Разбогатеем.

Сестра говорила уверенно и для большей убедительности ткнула меня локтем в бок.

Сестра у меня была сообразительная, с сильным характером. Я за ней был как за каменной стеной. Но Мэйкунь больше нет. А я оказался один в незнакомой стране. В Японии. Поймите, как я растерялся, как тяжело мне пришлось.

— Ну так вы берете мандарин или нет? — послышался голос женщины, устроившей выговор продавцу воды.

— Нет, пока не надо.

— Горло пересохнет — скажите. У меня много.