На часах пятнадцать минут седьмого, с Григорием договорились на семь, — можно, как человеку деловому, минут на пять опоздать, так получится даже посолидней. Итого, минут через десять выходить.

Но какое все-таки паскудство, — такая жизнь. Когда постоянно нужно помнить о своем месте, — и хорошо знать его. Гав-гав…

Ресторанов в Москве, — чертова уйма. И один хуже другого.

Но каждый с претензией на оригинальность. Каждый, в попытке изобразить из себя — собственное лицо. Какие только лица не встречаешь, когда открываешь дверь очередного: под морское дно, под библиотеку конгресса, под разухабистую вольную «малину», под столовую короля, под автомастерскую, под бордель из вестерна, под охотничьи угодья, под Третьяковскую галерею, под уцелевший отсек затонувшей подводной лодки…

Разные лица, разные, — куда уж тут денешься. Но что одно на всех, что у них совершенно общее, — так это все остальное… Особенно, внимательность в подсчете посуды, — как бы долгожданный любимый гость не разбил тонкого стекла фужер, или, не дай бог, не утащил его с собой на память.

Поэтому в каждом, — общий азарт наблюдательности. Подносишь ко рту рюмашку с водкой, и ощущаешь, как за твоим движением наблюдает пара заинтересованных глаз, озабоченных целостностью сервиза.

Такой вот симбиоз радушнейшего гостеприимства и самой черной подозрительности. Но они так гармонично уживаются друг с другом, — что любо-дорого повариться во всем этом. Особенно, если так поставлен, что ни одно движение халдеев не остается без объяснения.

Испорченное впечатление от очередной трапезы, — издержки его специальности. Плата за профессионализм.

Тут уж ничего не поделаешь…

С Григорием договорились встретиться на улице, у входа в «Сафари», — в этом заключалось некое приготовление. По-приятельски, Гвидонов должен был зайти, разглядеть знакомца за столиком, и присоединиться к нему, — чтобы быть не особенно точным со временем. Здесь, — у входа. Уже возникает некая интрига, связанная, естественно, с халтурой по его части.

Вот в такие моменты, которые иногда, к счастью, происходят с ним, становится спокойно за себя. Потому что, чувствуешь почву под ногами, — с ремеслом, которое при любых общественных катаклизмах не даст умереть от голода.

— Сколько зим… — распахнул объятья раздобревший Григорий, и они троекратно поцеловались. — Наверное, полковник?.. Рад, рад…

— Да рано еще, нос не дорос. Не спеши… Но должность полковничья, так что шансы сохраняются… Как ты?

— Администратор, хозяйствующий червяк, дебет-кредет, регистр-реестр, — давно забыл с какого конца к пушке подходить.