Я услышал, как она, шаркая, идет к выключателю.

— Теперь я все вижу, Ник.

— Отлично. Вернись и прочти, что написано на этикетках, ладно?

— Да.

Она вернулась к столу, и я услышал, как она одну за другой поднимает упаковки с чистящими средствами.

— «Аякс».

— Хорошо, Келли. Что там еще?

Черт бы все побрал, это уж чересчур. Я изо всех сил прижал трубку к уху и затаил дыхание, желая Келли успеха. Я был на грани нервного срыва, сердце готово было выскочить из груди. Я корчился, как буйно помешанный в смирительной рубашке, извиваясь, немо подражая движениям Келли. Бросив случайный взгляд на соседнюю будку, я увидел, что болтавшая с подругой женщина протерла запотевшее стекло, чтобы лучше видеть меня, и теперь, похоже, вела репортаж. Должно быть, я напоминал серийного убийцу со своим расцарапанным лицом, всклокоченными волосами, в насквозь мокрой одежде.

Громкий стук ударившегося о дерево металла заставил меня подпрыгнуть.

— Келли? Келли?

Молчание, затем она снова взяла телефон:

— Прости, Ник. Я сбила со стола ложку. Не заметила. Мне страшно. Я не хочу этого делать. Пожалуйста, приезжай за мной.

Я чувствовал, что она вот-вот расплачется.

— Не волнуйся, Келли. Все в порядке, в порядке.

Она шмыгнула носом.

Нет, только не теперь, черт, не теперь!

— Все хороню, Келли, все хорошо! Я не смогу забрать тебя, если ты мне не поможешь. Ты должна быть храброй. Эван хочет убить меня. Ты одна можешь мне помочь. Сделай это ради меня, ладно?

— Скорей, Ник, пожалуйста. Я хочу, чтобы ты приехал.

— Все хорошо, все хорошо.

Да нет, не все хорошо, Ник, потому что твои чертовы деньги, Ник, тают.