Нарушая концепцию личного пространства, встает так близко, как встал бы мужчина, прежде чем обнять в танце.

– В Рио-Лючио, в доме Дувихьо и Элии Пачеко, в гостиной стоят два деревянных стула с высокими спинками, выкрашенные в красный цвет.

Он кладет левую руку на ее правое плечо, и она рада, что рука в перчатке.

– На сиденье одного красного стула стоит дешевая керамическая статуэтка святого Антония. На сиденье второго стула – керамическая статуэтка мальчика, собирающегося пойти в церковь.

– Кто этот мальчик?

– Статуэтка представляет собой их сына, которого также звали Антоний. В шесть лет его задавил пьяный водитель. Это случилось полвека тому назад, когда Дувихьо и Элии еще не было тридцати.

Еще не мать, но надеющаяся ею стать, Холли не может даже представить себе боль от такой утраты, ужас неожиданности свалившегося горя. Она говорит:

– Храм.

– Да, храм красных стульев. Никто не садился на эти стулья пятьдесят лет. Эти стулья предназначены исключительно для статуэток.

– Для двух Антониев, – поправляет она его.

Он, возможно, не считает ее слова поправкой.

– Горе и надежда, любовь и отчаяние сфокусированы на этих статуэтках. Полвека поклонения придали им невероятную мощь.

Она вспоминает девочку в отделанном кружевами платьице, похороненную с медальоном святого Кристофера и статуэткой Золушки.

– Я приду к Дувихьо и Элии, когда их не будет дома, и возьму керамического мальчика.

Этот человек способен на многое, в том числе и на то, чтобы украсть у людей самое для них дорогое.

– Меня не интересует другой Антоний, святой, но мальчик – тотем, несущий в себе магический потенциал. Я возьму статуэтку мальчика в Эспанолу.

– Где твоя жизнь вновь переменится.

– Радикально переменится, – говорит он. – И, возможно, не только моя жизнь.

Она закрывает глаза и шепчет: «Стулья, выкрашенные в красный цвет», – словно рисует себе эту картину.

Похоже, он полагает, что пора перенестись из Нью-Мексико в настоящее, и говорит: