Он порылся в кармане куртки, вытащил зловещую вещь, которая издавала клацающие звуки и блестела.

— Попытаешься сделать что-нибудь не то — я продырявлю твою спину. Что я сделаю с тобой после, не должно тебя волновать, но ты можешь быть уверен, что я уйду с сумкой. — Он сделал акцент на слове «уйду», как если бы у него были гарантии благополучного ухода. Я не оспаривал его убеждений.

План побега номер два был расстроен при помощи выдвижного пятидюймового кинжала с тонким лезвием. Раньше меня интересовало, носят ли такие ножи при себе люди старше шестнадцати лет. Теперь я знал: носят. Мерфи мог перерезать мой позвоночник и внести меня в уборную, как какого-нибудь накурившегося марихуаны наркомана. Лишь немногие из тех, которые заметили бы, как он тащит меня в толпе народа на переправе, остановились бы, чтобы узнать, зачем такой приличный мужчина, как Мерфи, связался с таким неудачником, как я. Они могли бы без особого энтузиазма последовать его примеру и протянуть руку отбросам общества. Часть моего мозга позабавила мысль о том, что, убив меня на публике, Мерфи вдохновит порядочных людей Коста-дель-Соль оказывать больше услуг тем, кто менее счастлив, чем они. Остальная же часть мозга ужасалась этому.

— Налево, — сказал я, и мы повернули на улицу, которая могла привести к любому доку.

Просоленные цепные ограждения окружали компаунды и таможенные склады, их заброшенность подчеркивалась заросшей травой железнодорожной колеей, которая тянулась параллельно шоссейной дороге. Очередь на пристань растянулась на полкилометра от ворот входа. Мы встали в конец очереди, сделавшись чем-то типа кольца на хвосте обозлившейся гремучей змеи из пыльных машин, которые накрывают для перевозки брезентом, доставшимся в качестве трофея еще в Первую мировую войну.

Порт переправы вызывающе возвышался над морской поверхностью, словно оплот контроля и эффективности, полосы его бетонного причала белели как сержантские шевроны. Меня воодушевляло первое знакомство с портом. Раньше я никогда не пользовался услугами паромной переправы в Алгесирасе, потому что у него была дурная репутация среди тех людей, чье мнение мне было небезразлично. Порт Алгесирас являлся воротами в Африку или, наоборот, входом в Европу. Ржавеющие паромы, пересекавшие штормящую морскую акваторию, привозили в страну нищих нелегалов, большинство из которых снова отправлялись по морю в обратный путь испанскими властями и бдительной Национальной гвардией. Они добавляли к этим страждущим беженцам группы случайных попутчиков, получающих удовольствие от нелегального провоза пятисот граммов марокканского гашиша мимо перегруженной заботами таможни Алгесираса. Обладание в порту рюкзаком и сомнительной прической было почти всегда достаточным основанием для того, чтобы гарантировать обвинение в сговоре с целью импортировать в страну нелегальные товары, а с головой такой, как у меня, вообще нужно было держаться в стороне.