Сет по-прежнему бежит рядом со мной, и ему не составляет никакого труда поддерживать заданный мной темп. Я же тем временем предаюсь размышлениям. «Хоби Таттл может быть опасен. Что бы он там ни заварил…» Трудно представить Сета в роли эмиссара Хоби, да еще передающего подобную информацию. Я даже едва не поддаюсь соблазну спросить у него, что же, по его мнению, замышляет Хоби, однако голос здравого смысла вмешивается вовремя. Общаясь с Сетом, нужно держать себя в руках и соблюдать дистанцию.

— Черт побери, да здесь так холодно, что уши могут отвалиться. — Он пытается шуткой разрядить неловкую тишину и проводит рукой по лысеющей голове. — Никакой естественной защиты, — произносит он.

— Сет, я что, должна выразить сожаление по поводу того, что ты лысый?

— Ну, еще не совсем лысый, — говорит он. — Я лысею. И ничего с этим не поделаешь.

— Позволь мне быть с тобой откровенной на этот счет, Сет. После сорока женщине приходится беспокоиться обо всем. Сверху донизу. У нее обвисает грудь. Наступает менопауза. Становятся мягкими кости. Если она рожала, и не один раз, то ее зад вряд ли влезет в те джинсы, которые она носила двадцать лет назад. Сюда следует добавить еще слабый мочевой пузырь, но это не обязательно. Вообще-то я рада, что женщинам есть о чем беспокоиться. Но самое главное — я не думаю, что все так уж мрачно. На этом фоне мужчина выглядит просто зрелым, что, по правде говоря, у большинства представителей твоего пола является редким качеством. Поэтому я не испытываю к тебе жалости, Сет.

— О Боже, да ты так накалилась, что от тебя прикуривать можно, — говорит он. — Что с тобой?

— И ты еще спрашиваешь? Ты преследуешь меня на улице, не даешь мне покоя в тот единственный час, когда я могу быть свободна от всего. И потом, всякий раз, когда я разговариваю с тобой, ты постоянно плачешься на судьбу. Как будто мне больше нечего делать, кроме как утешать тебя, в то время как я должна исполнять свои обязанности, за что мне платят зарплату. Впрочем, я уже объясняла.

Странное дело, Сет не приводит никаких оправданий, которые я ожидала услышать.

— Ты права, — говорит он и опускает глаза.

Внезапно до меня доходит, и я чувствую за собой вину, что пыталась спровоцировать между нами ссору и тем самым избавиться от его присутствия. По лицу Сета видно, что его мучают какие-то глубокие переживания.

— У меня умер сын, — говорит он. — Ты спрашивала, что в моей жизни было драматичного. Это и есть моя личная драма.

Он, похоже, пытается найти тот тон отстраненности и бесстрастия, в каком мы вчера беседовали о наших жизнях. Однако его голос не выдерживает и местами срывается. Я сразу же останавливаюсь, а Сет пробегает дальше еще шагов двадцать. Он некоторое время не находит в себе сил посмотреть на меня и поэтому не сразу замечает, что меня нет рядом. Мы уже добежали до того места, где дорожка начинает закругляться, и теперь он устало тащится назад ко мне; поникшая на фоне уродливо обрезанных вязов фигура говорит о том, что ему уже заранее обрыдли вопросы, которые, как он знает, должны сейчас последовать.