— И с его стороны последовала какая-либо реакция, которую вы смогли заметить?
— Очень странная, черт побери! — отвечает Кратцус.
— Возражение! — провозглашает Хоби и извивается всей верхней частью своего туловища, выражая отвращение.
Я аннулирую ответ и объясняю Кратцусу: он должен точно сказать суду, что именно делал и говорил подсудимый.
Мои наставления доходят до него не сразу. В нашей системе немало полицейских, бюрократов, технических специалистов, начальников структурных подразделений, которым за всю тридцатилетнюю службу в полиции если и довелось побывать в суде в качестве свидетелей, то не более одного раза за пять лет. Кратцус, похоже, один из них.
— Эдгар смотрит на нас. Прежде всего взгляд. Очень странный. Какой-то дикий. Не то чтобы он не верит страшному известию, но впечатление такое, будто он ожидал услышать нечто иное.
— Ваша честь! — вмешивается Хоби.
— Мистер Таттл, я придам этим показаниям ровно столько значения, сколько посчитаю нужным.
Кратцус повернулся в кресле на сто восемьдесят градусов и теперь смотрит прямо на меня. Он слишком дороден и неуклюж, поворот вышел отнюдь не легким и непринужденным. Форменная куртка топорщится пузырями на животе, на макушке торчат в разные стороны непослушные волосы. Судя по всему, он намеревается обратиться ко мне напрямую. Так оно и происходит. Несмотря на возражение защиты, Кратцус продолжает объяснять теперь уже мне:
— Мне часто приходится это делать, судья. Обстоятельства бывают самые разные. Одинокие старые леди, умершие в своих постелях. Самоубийства. Автомобильные катастрофы. И люди реагируют по-разному. Я первый, кто сообщает им об этом. Но тут что-то было не так.
— Сержант, — обращаюсь я к нему, — пожалуйста, ограничьтесь описанием внешнего поведения. Что он сказал, что сделал? Как он выглядел?
— Знаете, судья, меня поразил его остекленевший взгляд. И еще у него отвисла нижняя челюсть. Потом он пытается что-то сказать и не может. Наконец он берет себя в руки. Садится на диван и говорит: «Но ведь туда должен был поехать мой отец». Вроде как объясняет что-то. И все. А секунд через десять внезапно начинает плакать.
Руди опять берет нити управления в свои руки.
— А что было после того, как подсудимый заявил: «Но ведь туда должен был поехать мой отец»? Ваш разговор с ним продолжился, сержант?
Удачный вопрос со стороны обвинения, позволяющий довести до логического завершения допрос свидетеля в соответствии с намеченной линией.
— Да, продолжился. Мы объяснили подсудимому, где будут находиться останки его матери и каков порядок востребования. Потом мы дали ему карточку с номером телефона полицейского патологоанатома. Он был сильно потрясен случившимся, и поэтому мы вскоре ушли.