— В семьдесят седьмом году, — отвечает он прокурору, — я служил в отделе особо тяжких преступлений.

— Вы вступали в контакт с Элизой Мэтьюс?

— Я дежурил двадцатого июня, когда она сообщила о пропаже дочери. Мы вместе с еще несколькими офицерами пришли в квартиру подсудимого, где у миссис Мэтьюс случилась настоящая истерика. Дочка должна была вернуться еще прошлым вечером, к пяти часам, но этого не произошло.

— И что вы делали дальше? — спрашивает Эмма.

— Обзвонил местные больницы, чтобы узнать, не поступала ли туда девочка или ее отец. Но под этими именами или хотя бы с их приметами никого не нашлось. Тогда я проверил реестр транспортных средств: не крали ли машину подсудимого, не фигурировала ли она в ДТП. После обыска в квартире я заподозрил похищение.

— Продолжайте.

— Мы разослали ориентировки всем офицерам в городе, чтобы они немедленно сообщили нам, если увидят автомобиль или самих пропавших людей.

— К каким еще мерам вы прибегли, чтобы разыскать подсудимого?

— Мы отслеживали его кредитные карточки, но ему хватило ума не пользоваться ими. Мы также получили доступ к его банковскому счету.

— И что вы там обнаружили?

— Счет был закрыт семнадцатого июня в 9.32 утра, после снятия десяти тысяч долларов.

Эмма делает выразительную паузу.

— Вы случайно не помните, какой это был день недели?

— Пятница.

— Позвольте уточнить. Подсудимый снял со своего счета десять тысяч долларов за день до визита к дочери?

— Верно.

— Как опытный следователь, вы сочли это важной деталью?

— Разумеется, — кивает ЛеГранд. — Это послужило первым доказательством того, что Чарлз Мэтьюс заранее спланировал похищение дочери.