— Может, лучше послушаешь мои рассказы о детстве? Например, как мой отец однажды бросил маму на целый месяц, потому что безостановочно играл в Вегасе. Или как она поднесла кухонный нож к его горлу и заставила поклясться, что он никогда больше не приведет эту шлюху в наш дом. Вот еще забавная история: однажды мама выпила весь свой запас валиума, и мне пришлось вызывать «скорую». — Я не отрываясь смотрю на нее. — Помнить о плохом — это, знаешь ли, не так уж приятно.
Она опускает глаза.
— Просто трудно понять, кто заслуживает доверия, вот и все.
От ее слов у меня холодеет сердце.
— Делия, я должен тебе кое-что сказать.
— До операции ты был девочкой?
— Я серьезно… Я знал, что Эрик опять начал пить.
Она отстраняется.
— Что?
— Я приезжал к вам пару дней назад и нашел бутылку.
— Но почему ты мне ничего не сказал?! — возмущается Делия.
— А почему мы все ничего тебе не говорим? Потому что
Мои слова спугивают сокола, и тот с криком взмывает в небо. Делия долго думает над моими словами и наконец тихо спрашивает:
— Как там моя книга?
— Я давно за нее не брался. — При этих словах горло у меня сжимается до игольного ушка. — Все времени не хватало.
— Может, я помогу, — предлагает Делия и целует меня.
Она высвобождается из моих объятий, и хотя я понимаю, что ей просто неудобно сидеть в такой позе, все же я ждал этого слишком долго, чтобы ее сейчас отпустить. Я запускаю пальцы в гущу ее волос и развязываю хвост, я расстегиваю пуговицы на пижаме, в которой она приехала. Я ставлю свою подпись у нее на спине.
Когда она начинает вытаскивать мой ремень, я беру ее за руку. Мы не можем вернуться в комнату, где спит Софи, поэтому я веду ее на заднее сиденье арендованной машины, что припаркована в двух футах от нас. Это нелепо, незрело — и абсолютно уместно. Мы бьемся коленями в окна, нам мешают ноги, мы даже смеемся. Когда мы оба боком лежим на сиденье и Делия запускает руку мне в трусы, где мой выступ встречается с шелком ее ладони, я в буквальном смысле перестаю дышать.
— Рыжий — мой настоящий цвет волос, — говорю я дрожащим голосом.