— С чего ты решил, что сможешь нас обыграть? — поинтересовался Эрик, поглядывая на меня.

— Потому что я выигрывал уже пятьсот семьдесят тысяч раз!

Фиц сразу все понял. Как только Эрик выложил буквы Я-Р-Л и небрежно бросил, что так называли скандинавскую знать, глаза у Фица загорелись. Вся доска обросла словами вроде «лабрум», «капонир» и «гат». Наконец, когда счет почти сравнялся, Эрик выложил слово «вальгус». Фиц рассмеялся:

— Вот уж не думаю.

Эрик, сияя, протянул ему словарь и дождался, пока Фиц найдет нужную страницу. «Согнутый или искривленный внутрь — напр., вальгусная деформация».

Фиц покачал головой.

— Ладно, твоя взяла. Только я все равно победил. — И он разложил на трехочковых клетках слово «конгениальность», тем самым выйдя в лидеры.

— Что это значит? — спросила я.

— Это мы, — сказал он. — Проверь в словаре.

И я проверила. Мне нравилось это слово, оно было мягким и податливым, как подушка. Я думала, что оно значит «верность», «дружба», «ум» — все, что могло описать нашу троицу.

«Конгениальность, — прочла я в словаре, — сходство по духу, образу мыслей».

На следующее утро, пока Софи еще спит, я принимаю душ в номере Фица. Он входит, когда я причесываюсь, и без лишних слов забирает у меня гребень. Сначала он распутывает узелки в моих волосах, а потом проводит долгими, плавными мазками от макушки до самых кончиков. Взгляды наши встречаются в зеркале, но мы не говорим ни слова: боимся, что никакие слова не выдержат груза случившегося.

— Хочешь, поедем вместе? — предлагает он.

Я качаю головой, все еще привязанная к его руке тонкой прядью.

— Присмотри лучше за Софи.

Я сказала ему, что мне нужно поговорить с Эриком, только не уточнила, что по пути остановлюсь еще в одном месте.

Уже в машине я вспоминаю, с каким чувством засыпала вчера в объятиях Фица. Как бы мне ни хотелось списать это на причуду памяти, я знаю наверняка: это случилось.

И винить в этом запившего Эрика бесполезно.

Мы совершили ошибку, потому что я помолвлена с Эриком.