– Я возможно, один раз что-то взорвал, – подал голос с заднего сиденья Майло, – но я никогда не сбрасывал на вас такую вот словесную бомбу.

– И я тебе за это признательна, Майло, – улыбнулась ему Пенни.

– Мать – женщина на всех этих фотографиях? – спросил я.

– Готова поставить на это обе почки и легкие, – ответила Пенни.

* * *

После того, как на поздний ленч мы съели чизбургеры (за рулем уже сидела Пенни), я затронул очень одну интересующую меня тему:

– Не могу сказать, почему мы боимся об этом поговорить.

– Я тоже не могу, – присоединилась ко мне Пенни.

– Я хочу сказать, среди всего ужасного, что мы узнали и увидели за последние дни или что нас заставили сделать, это не кажется таким уж пугающим.

– И однако, я так боюсь коснуться этого, что предпочла бы говорить о злодеяниях этих красноруких мерзавцев, совершенных с Генри Кейсесом, Томом Лэндалфом и остальными.

– Я понимаю, о чем ты. Я бы тоже лучше сто раз прочитал это идиотское поздравление Ваксса, чем заговорил бы об этом.

– А что такого ужасного мы можем выяснить? Какое-то время она делала что-то странное, но остается собакой.

– И очень милой собакой, – поддакнул я.

– Восхитительной собакой. Помнишь день, когда мы забрали ее из собачьего приюта? Мы влюбились в нее через минуту.

– Мгновенно, – уточнил я. – С первого взгляда.

Пенни вытерла о блейзер правую руку, потом левую, крепче взялась за руль.

– Ладно, приступим.

Я закрыл глаза и глубоко вдохнул.

– Приступим.

Пенни обратилась к Майло: