— Винстон, выпей свою самбуку.[28]

— Спасибо, но я…

Она вздернула бровь, и Винстон тут же сделал то, что она просила. Она не сводила с него взгляда до тех пор, пока он не осушил свой стакан с дикой гримасой на лице.

Ко всеобщему облегчению Таннино заявил:

— А сейчас мы пойдем обратно в кабинет.

— Марко, — запротестовала его жена, — твои гости ведь еще не поели.

Таннино развел руки и сделал какое-то странное поглаживающее движение в воздухе. На этом все споры были закончены. Мужчины встали и, как отряд скаутов, гуськом пошли за ним по тускло освещенному коридору, по стенам которого были развешаны мрачные полотна с изображением святых, безропотно сносящих жуткие мучения. Двери кабинета захлопнулись, и они наконец-то оказались в безопасности.

Таннино щелкнул пальцами. Медведь протянул ему салфетку, в которую спрятал злосчастный цуккини, начальник службы судебных приставов открыл окно, свистнул одного из своих ретриверов и вытряс содержимое салфетки на землю.

Мужчинам понадобилась минута, чтобы прийти в себя и приобрести свою обычную самоуверенность после атаки жены и сестры Таннино.

Таннино показал Тиму на старый кожаный диван, сел рядом с ним и окинул его взглядом, полным то ли облегчения, то ли отеческой гордости:

— Я рад, что с тобой все в порядке.

Винстон и Фрид поддержали Таннино, Томас кивнул.

Тим вынул из кармана куртки неподписанную видеокассету и бросил ее на диван:

— Когда выдастся свободная минутка, взгляните на это. Это видео с начальной стадией внушения. На следующей стадии Программы Беттерс может уже управлять людьми, не присутствуя при этом лично.

— Девочка, — сказал Таннино. — Что с девочкой?

— Утром мы встречаемся с ее родителями.

Винстону вдруг вспомнилась самбука, и ему стало не по себе:

— Что ты сумел нарыть на Беттерса?

Тим рассказал обо всем, стараясь не упускать ни малейшей детали, честно повествуя о тех моментах, когда сам попадал под действие Программы. Томас, казалось, смягчился к тому времени, как Тим закончил перечисление своих унижений. Когда человек их профессии ради пользы дела шел на то, чтобы позволить другим оскорблять его достоинство, это могло усмирить самое сильное негодование коллег.

Медведь, сидевший возле телевизора с большим экраном, опершись на руки, прогудел: