На следующее утро он проснулся задолго до того, как первые лучи солнца коснулись верхушек елей, позавтракал, склонившись над тлеющими углями, загрузил санки и за полчаса до рассвета продолжил путь. Снег прекратился, и земля под ногами сделалась тверже. Это позволяло двигаться быстрее, чем вчера. Часам к десяти он оказался на открытой местности между двумя лесными опушками, дорога там поворачивала на юг, сливаясь с замерзшей водной поверхностью. Отсутствие снежного покрова угнетало его. С каждым шагом он казался себе все больше похожим на крохотное существо, прижатое к необъятной поверхности, так что, увидев через милю сумрачные лесные полосы, почувствовал облегчение. Присев на ствол упавшей и перегородившей путь ели, он перекусил ломтиком солонины, оставшейся от вчерашнего обеда, и бисквитом. «Мало, — говорил он себе, проглотив последний кусок, — конечно, я голоден». Ноющая боль в желудке не проходила. Почти в тот же миг из подлеска, ярдах в двадцати от него, выскочил заяц; он инстинктивно — настолько хотелось свежего мяса — потянулся к винтовке и спустил курок. Но пальцы в толстых рукавицах едва шевелились, и он промахнулся. Глядя вслед удирающему зайцу, он пожалел о стрельбе — возникло странное чувство, что, столь дерзко нарушив тишину, он привлек к себе внимание, чего более осмотрительный человек непременно постарался бы избежать. Что-то побудило его проверить оружейный запас. Осталось всего семь патронов, он решил больше не стрелять по зайцам и кроликам. Ближе к полудню достиг еще одной большой еловой рощи, разделенной надвое дорогой. Лес вроде кончается, сказал он себе, об этом свидетельствует становящийся более разнообразным пейзаж. Виднелись холмы — предвестие пока еще не видимых гор. Это его порадовало — значит, он приблизился к форту Макгарри, расположенному, как ему известно, на возвышенной местности. Он дошел до дороги, бегущей между еловыми деревьями, где она вытягивалась в безупречно ровную, в милю длиной линию, и тут инстинкт — подобный тому, что заставил его выстрелить в зайца, а затем проверить патронташ, — побудил его обернуться.

В тридцати ярдах позади него, чуть ли не тыкаясь мордой в снег и навострив серые уши, крался волк. Именно волк; он уже не такой новичок в этих краях, чтобы не распознать зверя. Широко расставив ноги по обе стороны от саней, он с тревогой наблюдал, как хищник неторопливо двинулся в его сторону, затем ярдах в двадцати остановился и прилег на передние лапы. Он достаточно хорошо знал повадки волков, чтобы понять, что перед ним серьезная особь — исхудалый, правда, и, похоже, несколько оголодавший, но длиной от кончика носа до хвоста добрых пяти футов, дюймов тридцать в холке. Ему вдруг подумалось, что волк преследует его с того самого момента, как он тронулся в путь, и это подозрение немного его смутило. Впрочем, у него есть винтовка за спиной, семь патронов, и можно не беспокоиться понапрасну. Накинув лямку, привязанную к саням, на плечо и бросив последний взгляд назад, он вновь двинулся в дорогу.