Сейчас девушки могли думать только о том, сколько им удастся выжать за страстную ночь любви «на троих». Они никогда не думали о себе как о продажных девках; они считали себя охотницами, чьей добычей являются состоятельные мужчины. Одри и Воэнн любили мужчин, обладающих деньгами и властью, так называемых хозяев вселенной, но и сами они тоже обладали властью: первобытной, животной, перед которой не мог устоять ни один мужчина из тех, с кем они встречались. Эти двое владели искусством заставить самого могущественного мужчину ползать на коленях и умолять, словно маленький ребенок.

Однако этот мужчина отличался от всех остальных. Большинство сильных мира сего выставляют свою власть напоказ, скрывая за ней свои слабости. В этом же чувствовалась неброская, спокойная уверенность, какая встречается нечасто: он знал о своем могуществе, но готов был демонстрировать его только в случае крайней необходимости. И какое-то время Воэнн даже начала подумывать о том, что сегодня ей придется отступить. В животе ощущалась странная тяжесть, но это не имело отношения к тем «колесам», которые она купила в туалете у Филиппа. Этот человек так отличался от других; его взгляд проникал сквозь все обольстительные уловки Воэнн в самое ее сердце. Казалось, его глаза обладали способностью просвечивать плоть и заглядывать в душу.

Однако мысль эта была мимолетной: подумать только, сколько стоят в наши дни хорошие шмотки и наркотики. К тому же с желудком у Воэнн с детства было не все в порядке.

Финстер двигался с изяществом, опровергавшим его возраст, ничем не уступая своим молодым партнершам. Это был танец победы; по его жилам мощными ручьями струился адреналин, порожденный предчувствием успеха. Он танцевал, ни о чем не заботясь, потому что цель была уже видна; скоро все препятствия будут устранены. Он отдал приказ убить — скрепя сердце, однако рисковать дальше было нельзя. Финстер презирал Симона, и если бы мог — если бы ему было позволено, если бы он был способен на это, — то с радостью лично спустил бы курок. В прошлом их пути пересекались уже не раз, и именно этот служитель церкви, похоже, почему-то возомнил своим священным долгом стереть Финстера с лица земли. Что ж, теперь это останется в прошлом.

Другое дело Майкл — по правде говоря, Финстер успел проникнуться к нему симпатией. Большинство людей, столкнувшись с непреодолимыми препятствиями, съеживаются от страха. Но Майкл оказался не таким; он обладал напористостью под стать той, какой отличатся сам Финстер. К несчастью, Майкл превратился в соперника, причем самого странного — такого, которым движет нечто помимо жадности или страсти. Майклом Сент-Пьером двигала любовь. И поэтому Финстер приказал его убить.