Заметив, что сбросила скорость, она нажала педаль газа, и «Ровер» рванулся вперед.

Спенсер ждал.

Деревья снова приблизились к дороге. Узкие клинки света пронизывали стекло, увлекая за собой быстрые полоски тени.

— Мое имя, — сказала она, — Элеонора. Обычно меня называют Элли. Элли Саммертон.

— Не… его дочь?

— Нет. Слава Богу, нет. Его невестка. Моя девичья фамилия Голдинг. Элеонора Голдинг. Я была замужем за сыном Тома, его единственным ребенком. Дэнни Саммертоном. Дэнни сейчас мертв. Его нет уже четырнадцать месяцев. — Ее голос выражал гнев и печаль и часто дрожал на середине слова, растягивая и искажая его. — Иногда мне кажется, что он ушел только на неделю или на месяц, но в какие-то дни я чувствую, что он ушел навсегда. Дэнни знал слишком много. И он собирался заговорить. Его застрелили.

— Саммертон… убил своего собственного сына?

Ее голос стал холодным, кажется, в нем вовсе и не было печали, только гнев:

— Он сделал даже хуже. Он приказал кому-то совершить это. Мои мама и папа тоже были убиты… Только потому, что они оказались рядом, когда люди из Агентства пришли за Дэнни. — Ее голос стал ледяным, и она не побледнела, а побелела. Когда Спенсер был полицейским, он встречал лишь несколько раз такие белые лица, как лицо Элли в этот момент, но это были лица, которые он видел в морге. — И я была там. Я бежала, — сказала она. — Мне повезло. Вот что я говорю себе с тех пор. Мне повезло.

… — Но Майкл не мог быть спокоен, даже когда переехал в Денвер и стал жить с Портами, своими дедушкой и бабушкой, — говорил Гэри Дюваль. — Каждый мальчишка в школе знал эту фамилию — Акблом. Необычная фамилия. И отец был знаменитым художником до того, как стал знаменитым преступником, убившим свою жену и еще сорок одного человека. Кроме того, фотографии Майкла были в газетах. Мальчик-знаменитость. Он был объектом бесконечного любопытства. Все глазели на него. И каждый раз, когда казалось, что средства массовой информации оставили его в покое, происходила новая вспышка интереса, и они снова набрасывались на него, хотя, Господи, он был просто ребенком.

— Журналисты, — презрительно сказал Рой. — Ты знаешь, каковы они. Холодные ублюдки. Им только дай историю. У них нет сострадания.

— Ребенок прошел настоящий ад, нежеланную известность еще раньше, когда ему было только восемь лет, после того как тело его матери нашли в этой канаве. И теперь он не находил себе места. Дед и бабушка уже были на пенсии, могли жить где угодно. Поэтому меньше чем через два года они решили вместе с Майклом уехать из Колорадо. Новый город, новый штат, новый старт. Вот что они сказали соседям, но не сообщили никому, куда переезжают. Они так сделали, потому что это была единственная возможность создать для него нормальную жизнь.