Светлый фон

— Фазаны и драконы.

 

У двери флигеля Спенсер набрал несколько цифр на панели сигнального устройства, и оно отключилось. Дресмундам было приказано не менять код, чтобы у владельца не возникло сложностей, если вдруг он решит вернуться в их отсутствие. Когда Спенсер нажал последнюю цифру, надпись на светящемся табло изменилась. Вместо «Включено и находится под охраной» появилось «Готов к включению охраны».

Спенсер принес с собой фонарик из пикапа и осветил стену слева.

— Там находится туалет и раковина, — сказал он Элли. Рядом с туалетом была еще дверь. — Здесь — небольшая кладовка. — В конце коридора огонек высветил третью дверь. — А здесь он устроил галерею. Ее посещали только самые богатые коллекционеры. Из галереи на второй этаж ведет лестница. Там была его студия. — Спенсер перевел луч на правую сторону коридора. Там располагалась только одна дверь. Она была приоткрыта. — В этой комнате хранились документы и нужные бумаги.

Он мог бы зажечь лампы дневного света, укрепленные на потолке. Но шестнадцать лет назад он вошел в полумрак. Единственным освещением тогда служили зеленые буквы на панели сигнальной системы. Интуиция подсказывала Спенсеру, что, только воссоздав обстановку той ночи, ему удастся вспомнить, что же мучило его все эти годы. Тогда во флигеле работал кондиционер. Сейчас он согревал воздух, и слабое тепло напоминало мягкую июльскую ночь.

Резкий свет дневных ламп над головой изменил бы полностью восприятие. Спенсер понимал, что, если он желает хотя бы в общих чертах воскресить свое настроение той ночью, даже свет фонарика чересчур ярок, но у него не хватило духа двигаться в полной темноте, как тогда, в четырнадцать лет.

Рокки визжал и царапал дверь, которую Элли закрыла за собой. Он дрожал и был очень расстроен.

Спенсер не мог понять почему, но Рокки больше всего боялся темноты на улице. Как правило, он не трусил, когда дома было темно, но иногда приходилось включать настольную лампу, чтобы он перестал визжать и трястись.

— Бедняжка, — сказала Элли.

Свет фонарика был ярче, чем свет ночника, и Рокки не должен был так сильно нервничать. Но он дрожал, будто его ребра бились друг о друга, как пластинки ксилофона.

— Все нормально, дружище, — сказал собаке Спенсер. — То, что ты чувствуешь, — это прошлое. Все кончено много лет назад. Теперь здесь ничего не может привести в ужас.

Собаку он не убедил, и она продолжала царапать дверь.

— Может, мне его выпустить? — спросила Элли.

— Нет, он поймет, что на улице ночь, и начнет проситься обратно.

Когда Спенсер снова направил луч на дверь комнаты, где хранился архив, он понял, что сам является источником собачьего страха, то волнение, что бушевало в нем. Рокки всегда очень сильно реагировал на его настроение. Спенсер постарался успокоиться. То, что он сказал собаке, было правдой: аура зла, сохранившаяся в этих стенах, была отголоском ужасного прошлого, но сейчас уже нечего было бояться.