Потом мы очутились у стола, я не знаю, как мы там оказались. Женщина лежит передо мной. Мой отец прижимается к моей спине и толкает меня к столу. Он крепко схватил мою правую руку и прижимает ее к груди женщины и тянет вниз по ее обнаженному телу. Женщина почти ничего не чувствует.

Потом она открывает глаза. Я смотрю в них. Я умоляю ее, чтобы она поняла меня, а он силком тянет мою руку к ее телу, касается ею везде. И говорит, говорит, не умолкая. Он мне объясняет, что я могу делать с ней все, что угодно. Все, что мне хочется. Все нормально, я рожден, чтобы делать это. Она здесь только для того, чтобы я делал с ней все, что угодно.

Я немного пришел в себя и начинаю сопротивляться, резко, но несильно, у меня не хватает сил для настоящего сопротивления. Его рука ухватила меня за горло, он душит меня и прижимает к столу своим телом. Левой рукой он меня душит, душит. Я чувствую во рту кровь и снова становлюсь таким слабым. Он знает, когда отпустить меня, чтобы я не потерял сознание. Он не хочет, чтобы я терял сознание. У него другие планы. Я привалился к нему и плачу. Мои слезы попадают на обнаженную кожу прикованной женщины.

Он отпускает мою правую руку. У меня почти не остается сил, чтобы отнять ее от тела женщины. Слышен звук металла. Рядом со мной. Я поворачиваю голову одной рукой, действующей будто сама по себе, — отец перебирает серебристые инструменты, которые тоже словно плавают в темноте. Он выбирает скальпель среди защипов и пинцетов, лезвий и игл, мерцающих во тьме. Хватает мою руку и вкладывает в нее скальпель. Стискивая мою руку своей, больно прижимает суставы пальцев, он заставляет меня взять скальпель. Женщина снизу видит наши руки и сверкающую сталь, она молит нас не причинять ей боль.