Как только я отключил свой сотовый, зазвонил телефон, стоявший у меня на столе. Звонил Лэрри Бернард, занимавший ячейку через две от моей.
— Что хотел от тебя Крамер? Предложил остаться на работе?
— Да.
— Правда? Ты не шутишь?
— Но на условиях снижения оплаты. Я сказал ему, чтобы проваливал.
— Разве так можно? Они ведь держат тебя за яйца! Куда, спрашивается, ты отсюда пойдешь?
— В любом случае я не стану работать по контракту, согласно которому мне станут меньше платить и лишат всех социальных благ. Так я ему и сказал. Но как бы то ни было, я еще на работе и мне нужно идти. А ты чем занимаешься? Производишь сверку деталей и наводишь справки относительно сегодняшней статьи?
— Именно так. Навожу справки.
— Ну и как — узнал что-нибудь новое?
— В полиции мне пока ничего не сказали. Но в любом случае время еще раннее. Кстати, видел тебя вчера по телевизору на шоу Си-эн-эн. Ты, как всегда, отличился, ничего не скажешь. Но если мне не изменяет память, на этом шоу должен был выступать Уинслоу. Я потому телик и включил, чтобы на него посмотреть. Ведь интервью с ним обещали еще с пятницы, а потом почему-то исключили из программы.
— Он пришел в студию, но сотрудники компании решили в эфир его не выпускать.
— Это почему же?
— Из-за его привычки вставлять через слово свои любимые выражения «мать вашу так» и «гребаный».
— Точно. Он злоупотребляет ими. Я еще в пятницу, когда разговаривал с ним, заметил это.
— Ну, это трудно не заметить… Извини, мне пора идти. Я тебе позже перезвоню.
— Понял. А куда ты собрался?
— На охоту.
— Куда?
Я повесил трубку на этом вопросе, закрыл свой лэптоп, собрал разбросанные по столу файлы и, засунув все это в нейлоновую дорожную сумку, двинулся через зал к лестнице. Возможно, в прежние годы новостной зал и впрямь был лучшим в мире местом для работы — но только не сейчас. Люди вроде нашего вешателя и стоявших за ним представителей управляющей корпорации приложили максимум усилий к тому, чтобы уважающий себя журналист начал испытывать здесь чувство дискомфорта и клаустрофобии. Лично мне срочно требовалось куда-нибудь отсюда убраться. Интересно, что при этом у меня не имелось ни дома, ни офиса, где я мог бы уединиться. Зато у меня была машина, а машина в Лос-Анджелесе — это все.