Первым ощущением было отсутствие головной боли.

Вторым — ясность мысли, пропавшая в тот миг, когда она, спотыкаясь, вышла из особняка, много дней назад.

Третье ощущение — стоящий у постели Чак.

— Как ты себя чувствуешь?

— Голова не болит. — Она заметила, что речь все еще плохо ей дается, хотя слова звучали разборчивей.

— У тебя было кое-что посерьезней головной боли… Можешь поднять правую руку?

Удивившись просьбе, она медленно подняла руку.

— Пошевели пальцами.

Она повиновалась. И обнаружила, что безымянный палец и мизинец едва двигаются.

— Хорошо. Опусти руку.

Пола опустила. Чак подвинул стул поближе и уселся.

— Кажется, я могу не распространяться о том, насколько серьезно ты болела, — заметил он. — Прежде всего, расскажи-ка мне черт побери, о том, где тебя носило в ту ночь, когда тебя привезли. И почему твое плечо выглядело так, словно его жевали…

Теперь она начинала вспоминать. Робин. Нападение.

— Я упала с лестницы у себя дома, — ответила она, не желая довериться Чаку. — И наверно, поранилась при падении.

— Наверно? Разве ты не помнишь точно?

— Нет. Что-то случилось перед тем, как я упала.

— Вероятно, кровоизлияние началось, когда ты находилась наверху и ты потеряла сознание. Впрочем, нам удалось перевязать артерию и устранить кровяной сгусток. Поэтому вполне возможно, что месяцев через шесть ты поправишься.

— Почему через шесть месяцев? — спросила она, поворачивая к нему голову.

— Видишь ли, кровоизлияние произошло на левой стороне мозга и вызвало частичный паралич правой стороны тела. Твоя речь тоже слегка пострадала, хотя сейчас она немного выправилась. И как видишь, тебе трудно двигать пальцами. Но все могло быть гораздо хуже — тебе здорово повезли.

«Повезло». Паралич! Она снова пошевелила плохо повинующимися пальцами.