Дюфур смотрел в наполовину закатившиеся глаза Бейкера и продолжал налегать изо всех сил. Прекратить? Ну уж нет, или он — или ты! Страх быть побежденным отключил все остальные чувства, а стремление выжить придало Дюфуру сил.
Рука Бейкера согнулась к его собственному животу. Скальпель проткнул одежду и вонзился в живот, перерезал артерию и затем прочно застрял в брюшной полости.
Бейкер без сознания стоял на коленях, потом его тело повалилось набок. Прямо из обморока он соскользнул в смерть.
* * *
Торнтен свирепо сверлил монаха глазами.
— Ни один поп не может подойти к моим ученым ближе, чем на пять метров. Тем более ко мне. Что вам здесь нужно?
Иероним многотерпимо улыбнулся:
— Вы неверующий человек!
— Я верю в науку, а не в тот маскарад, который вы и подобные вам устраивают вот уже две тысячи лет. Что вам здесь нужно?
— Вы не достигли и первой ступени смирения. Знаете, что говорит нам святой Бенедикт?
Иероним направился к Фолсому и вцепился ему в руку выше локтя:
— Вот этот человек хотел купить себе спасение души, собирался подкупить меня и Бога. Он тоже не ведает смирения. Ни перед Богом, ни перед жизнью. Он хотел выкупить себя у собственных грехов.
— Бессмысленные речи, — Торнтен отмахнулся: — Что вам нужно от Жака Дюфура?
— На Жака возложено большое испытание. Господь выбрал его, чтобы осуществить свою волю и покончить с пагубным экспериментом.
— Вы говорите загадками, — Фолсом засмеялся. — После несчастного случая мы остановили все тесты впредь до выяснения причин. Так что наш славный Дюфур не может взять на себя никаких «испытаний».
— О чем он говорит? — Торнтен требовательно смотрел на Фолсома.
Фолсом поморщился и нехотя, сквозь зубы, ответил:
— О серии тестов с теломеразой, когда умер этот Гилфорт. А это — священник, которого Дюфур вызывал, чтобы принять у Гилфорта исповедь. Это произошло без моего ведома! — добавил он, опережая гневную реакцию Торнтена.
Глаза монаха сверкнули.