— В данный момент я ничего не имею против вашего французского, молодой человек.

— Хотите позвать своего друга? Как его зовут?

— Фил. Да, я бы очень хотела.

— Ну, буквально на минуточку, сообщите ему новость.

— Ей лучше? — спросил Фил с сомнением. — Так, да?

Рестон поколебался.

— Давайте скажем так: сегодня ей гораздо лучше, чем вчера.

Сейчас, когда первый порыв эйфории прошел, он упрекнул себя — не надо было с такой определенностью формулировать вывод. Потому что диагноз с помощью пальпации может оказаться неточным. До получения солидных подтверждающих данных все это лишь медицинские предположения.

— Слушайте, Фил, боюсь, сейчас вам придется нас оставить. Мы намерены провести анализы.

— Это долго?

— Нет, совсем нет. Может быть, минут сорок пять. — И Рестон начал подталкивать Фила к двери. — И пока никому не рассказывайте. Ладно?

— А почему?

— Это несколько преждевременно. И не в интересах Ханны. Ну а теперь, — сказал Рестон, закрывая дверь и поворачиваясь к Дитц, — сейчас мы сделаем биопсию.

Она съежилась.

— А это больно?

— Нет. Вы даже не почувствуете. И никуда не надо идти. Вам сделают прямо здесь.

И правда, самым трудным была местная анестезия. Цитолог, который должен был взять ткань на биопсию, хороший друг Рестона, управился со своей работой меньше чем за две минуты. Современнейшим инструментом он изъял из опухоли два крошечных кусочка розоватой ткани.

В обычных условиях понадобилось бы несколько дней, чтобы получить результаты анализа. Рестон обратился к цитологу:

— Слушай, Роджер, — он понизил голос, — ты можешь сделать поскорее? Леди просто горит от нетерпения. Я хотел бы сообщить ей хорошие новости.

Тот немного подумал и кивнул.