— Где сейчас диваны? — спросил Хенрик.
— Стоят в кузове нашего грузовика, мы перевозим их с места на место вместе с остальной техникой. Барная стойка, проектор и так далее. Они очень крутые. Черная кожа, конечно. Какие-нибудь в крупных цветах так удачно бы не вписались, — она отрывисто рассмеялась.
Сёрен снова почувствовал, что как будто бы пошевелил калейдоскоп и картина полностью переменилась.
Когда они вернулись в машину, Хенрик спросил:
— Ты уверен, что доверяешь этой Сюзанне Винтер?
— Да, — ответил Сёрен.
— Стал бы бесчувственный тиран присылать вот так за здорово живешь два дивана?
— Все необязательно или черное, или белое, Хенрик. Может быть, в матери Йоханнеса есть и что-то хорошее. Не все же всегда делится только на черное и белое! — машину вел Хенрик, и Сёрен вдруг уронил голову на руки.
— Эй, ты в порядке? — спросил Хенрик. Вся его злость, кажется, испарилась.
— Знаешь, как все всегда происходило в моей жизни?
— Ээ… нет.
— Все было четко — как оно выглядит, так оно и есть. Из А следует В, из В, конечно, С, а дальше D и Е.
— Ну да, а разве это не так?
— Нет, — ответил Сёрен. — Иногда все выглядит так, что ты совершенно не понимаешь, что к этому привело, у тебя есть только окончательный результат, Е, и исходная точка, А, и все, больше ты ничего не знаешь. Все, что между этими двумя точками, от тебя скрыто.
— Сёрен, — мягко сказал Хенрик, — я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Вот как я работаю, — невозмутимо продолжил Сёрен. — Я хочу иметь возможность вернуться назад и понять, что там произошло. Я хочу, черт побери, иметь такую возможность, — он ударил рукой по бардачку. — Но иногда все совсем не так, правда? И знаешь, что это значит? — Сёрен не стал ждать ответа Хенрика. — Это значит, что не все на самом деле является тем, чем кажется. Многое является, да. Но вовсе не все.
— Я не уверен, что я понимаю, о чем ты, — миролюбиво сказал Хенрик.
— Это ничего, — ответил Сёрен. — Я просто должен что-то изменить в своей жизни.
— Тебе нужно с кем-то поговорить о том… обо всей этой истории с Майей, — внезапно сказал Хенрик. — Правда нужно.