Другой на месте Този, одетого в старый темный костюм, чувствовал бы себя неуютно и стеснительно, поскольку все приглашенные, похоже, так же, как и Анна, придавали своей внешности излишнее внимание. Мужчины в смокингах и женщины в вечерних туалетах кружили вокруг неустанным хороводом. Половина столовых и залов Венеции в этот вечер наверняка пустовала – их хозяева собрались на крохотном, навевающем грусть островке Арканджело, чтобы поднять бокалы за его предполагаемое возрождение и, что еще важнее, за англичанина, вдохнувшего в этот кусочек суши новую жизнь. Англичанина, вознамерившегося стать кем-то вроде современного дожа, почетным властелином города, вельможей, наделенным всем, кроме титула, возведенным на трон толпой сторонников, рассчитывающих на ответную благодарность. Все это Този прекрасно понимал.

Он наблюдал за Мэсситером и видел, как тот держит себя на публике. Расфуфыренный павлин, не имеющий ничего общего с большинством представителей верхушки английского общества, которых Този повидал немало. В какой-то момент старик едва удержался от того, чтобы подойти к этому фальшивому аристократу и напомнить про нрав венецианцев, нередко свергавших ими же самими вознесенных принцев. В свое время визгливая толпа растерзала и перерезала глотку Ипато Орсо, первому дожу Венеции. Позднее знать не остановилась перед тем, чтобы обезглавить ею же приведенного к власти Марино Фальеро, семидесятилетнего старика. Хотя такие, как Мэсситер, не знают и не желают знать историю. В наши дни о прошлом рассуждают лишь старики. Впрочем, остановило Този не только осознание тщетности таких усилий, но и понимание того простого факта, что в подобных кругах уважение не обходится без страха, чему его цепкая и далеко не старческая память могла бы найти немало подтверждений.

Иногда Альберто задумывался – какой будет Венеция через пятьдесят лет? – с облегчением сознавая, что не увидит перемен своими глазами. Твердые интонации венето, языка, которым Този с удовольствием пользовался дома, наверняка заглушат невнятные бормотания на английском, китайском и русском. Город превратится в международную зону, управляемую иностранцами, а местным останется только прислуживать да охотиться за Упавшими со стола новых господ крошками.

Альберто Този считал себя цивилизованным человеком, давно поняв, что мир меняется постоянно. Но иногда, читая в газетах о новых планах по привлечению в и без того задыхающийся город еще больших орд туристов, он не мог избавиться от впечатления. что прогресс – всего лишь иллюзия, ловкий термин, придуманный для того, чтобы замаскировать жестокий и ловкий трюк, которым немногие обманывают многих.