— Отказался давать «добро» на арест Петура.

— Что?!

— Говорит, пока рано делать выводы. Он даже труп еще не видел. И вообще, дескать, в этом расследовании с самого начала слишком много скоропалительных арестов.

— Ну понятно… Идея моя, вот он и заартачился, — с горечью промолвил Магнус.

— Тут я ничего не могу сделать, — отозвалась Вигдис. — Впрочем, одно я знаю точно: если шеф говорит «нельзя», никаких арестов не будет.

— Ну разумеется… Не сердитесь, я поставил вас в трудное положение…

— Я рада, что вы это понимаете.

— Дело в том, что Петур, похоже, собрался встретиться с сестрой. И еще я подозреваю, что она о чем-то догадывается. Вот меня и беспокоит, как бы чего не вышло. Непоправимого.

— Не слишком ли много предположений?

Магнус насупился. Да, он обеспокоен судьбой Инкилейф. Не исключено, что Вигдис права: выводы и впрямь делать рановато, однако после происшествия с Колби безопасность Инкилейф озаботила его всерьез.

— Все может быть, — согласился он. — Однако я предпочитаю перестраховаться, чем благодушничать, а потом кусать себе локти.

— Ну ладно, сделаем так: я попробую найти Петура в его клубах или дома и сесть ему на хвост. Устраивает?

Сержант знал, что Балдур будет крайне раздосадован, если узнает, чем Вигдис занимается за его спиной.

— Огромное спасибо, — искренне сказал он. — Этого я не забуду.

А вот и развилка. Что ж, коль скоро вопрос с поисками Петура в Рейкьявике утрясен, сейчас Магнус мог позволить себе сосредоточиться на Инкилейф.

Он свернул на Флузир.

Раскинувшееся впереди озеро едва виднелось в тумане. С тех пор как Петур побывал здесь, минула всего одна короткая неделя, но как много событий в нее вместилось! Неделя, за которую дела вышли из-под контроля.

А всему виной тот день, когда отец разбился до смерти. Хоть и прошло семнадцать лет, Петур до сих пор пытался свести к минимуму катастрофические последствия. Всю жизнь, можно сказать, на это угробил.

Он пробовал отстраниться, оказаться как можно дальше и от саги, и от семьи, и от самой Исландии. В какой-то степени уловка удалась, но вот гибель отца вечной занозой застряла в сердце и душе. Он думал об этом каждый день. На протяжении семнадцати лет, черт бы их побрал.