Она была рада, что позвонила Элисе, хотя это было и нелегко. Несмотря на то что истинной причиной, почему она приняла приглашение хозяйки квартиры Эвы, было желание встретиться со старой подругой, она была в Мадриде уже неделю и решилась позвонить ей только после того, как узнала о смерти Колина Крейга. Но даже теперь у нее оставались сомнения. Не надо было этого делать. Мы дали слово не общаться. Однако ее угрызения совести облегчались сознанием безвыходности ситуации. Если раньше ей просто хотелось возобновить дружеские отношения, то сейчас ей было необходимо присутствие Элисы и ее советы. Она хотела услышать ее мнение о том, что Наде нужно было ей рассказать — слова Элисы всегда успокаивали ее.

Какое-то логичное объяснение — вот, что ей нужно. Что-то, что сможет прояснить происходящее.

Она пошла в комнату, где так же, как и во всем доме, горел свет. В конце месяца Эва схватится за голову, но Надя собиралась оставить ей какие-то деньги. Два года назад в Париже, в доме, где она жила, пропал свет, и она жутко испугалась. Те пять минут, которые длился сбой в подаче электричества, она неподвижно просидела на полу, сжавшись в комок. Она даже кричать не могла. С тех пор у нее было несколько портативных ламп и фонариков, которые она всегда держала наготове. Она ненавидела темноту.

Надя разделась. Открыв шкаф, посмотрела на себя в зеркало.

Зеркала с детства вызывали у нее беспокойство. Глядя в них, она не могла удержаться от мысли о том, что сейчас за ее спиной кто-то появится, из-за ее плеча неожиданно высунет голову какое-то существо, какая-то тварь, которую можно увидеть только там, во ртути. Но, ясное дело, это были беспочвенные страхи.

И теперь она тоже не увидела ничего странного, только саму себя: молочного цвета кожу, маленькую грудь, бледно-розовые соски… То же, что видела всегда. Или, может, не «всегда», но с уже привычными изменениями. Изменениями, которые, как она знала, произошли и в Жаклин, и, возможно, в Элисе.

Она выбрала одежду и посмотрела на часы. У нее еще было минут двадцать на то, чтобы принять душ и привести себя в порядок. Она голышом пошла в ванную, думая, что же скажет ее подруга об этих изменениях в ее внешнем виде.

Что она подумает, к примеру, о ее длинных волосах, окрашенных в черный цвет.

Она решила поехать в объезд по М-30, посчитав, что пытаться проехать через центр Мадрида за три дня до Рождества да еще в вечерние часы — значит рисковать угодить в жуткую пробку. Но когда она выехала на проспект Илюстрасьон, частые рубины тормозных огней вынудили ее затормозить. Словно все пурпурные гирлянды рождественской иллюминации бросили на асфальт. Она тихо выругалась, и в такт ее ругательствам зазвонил телефон.