Лили, чье милое личико обрамляли золотистые локоны, спросила:

— Когда приедут Пэт и дети?

Чилтон глянул на часы.

— Пэт выехала из дома пятнадцать минут назад. Она заберет детей из лагеря и сразу отправится сюда. Недолго осталось.

Хоукен не уставал поражаться. Побережье, где живут Чилтоны, одно из красивейших в мире, а в качестве летнего домика они выбрали дикое, старое жилище в сорока пяти минутах езды в глубь материка, где одни холмы — пыльные, голые. И все же местечко тихое, спокойное.

Y ningún turistas.[13] Можно отдохнуть от летнего Кармела, до предела наводненного приезжими.

— Ладно, — произнес Хоукен. — Не могу больше ждать.

— Чего? — смущенно улыбнулся Чилтон.

— Я тебе кое-что привез.

— А, картину? Право же, Дон, не надо было…

— При чем здесь «надо»? Я от всего сердца!

Из гостевой спальни Хоукен вынес небольшой холст, импрессионистскую работу: голубой лебедь на темно-синем фоне. Сара купила его в Сан-Диего или Ла-Холла. Приехав в Южную Калифорнию помогать Хоукену после смерти жены, Джим Чилтон увидел картину и долго смотрел на нее, не в силах отвести взгляд.

Заметив восторженное выражение на лице друга, Хоукен решил, что однажды подарит ему картину — в благодарность за помощь в то жуткое время.

Сейчас все трое взирали на птицу, взлетающую с воды.

— Она прекрасна, — сказал Чилтон. Поставив картину на каминную полку, он добавил: — Спасибо, Дон.

Хоукен, еще больше расчувствовавшись, поднял бокал, собираясь произнести тост… и тут на кухне скрипнула дверь.

— А, — улыбнулся Хоукен, — Пэт приехала.

— Нет, еще рано, — подозрительно прищурился Чилтон.

— Я слышал: кто-то вошел в кухню.

Блогер кивнул: