— Тогда… мы должны что-то делать.
Он не ответил.
— Я говорю, мы должны что-то делать.
Снова начал плакать ребенок. Эстер не обращала на него внимания. Это сейчас было важнее.
— Мы можем убежать, — сказала она. — Уехать куда-нибудь, где они нас никогда не найдут. Возьмем с собой ребенка. Будем настоящей семьей.
Ответа не последовало.
— Ну скажи что-нибудь! Скажи, что мне делать!
Телевизор продолжал работать. Он молча уставился на экран, стараясь сосредоточиться и решить, каким должен быть следующий шаг. Новости. Перед камерой все еще говорил тот полицейский приятной наружности. Затем картинка поменялась, и появилась женщина, которую показывали прошлым вечером. Та самая, которую он встретил перед «Центром досуга». Красивая. И беременная. Он подумал, что она опять говорит то же самое, когда сообразил, что это показывают запись вчерашней передачи. Он следил за тем, как двигаются ее губы. И улыбался. В голове его уже складывался новый план.
Телевизор продолжал работать. Он молча уставился на экран, стараясь сосредоточиться и решить, каким должен быть следующий шаг. Новости. Перед камерой все еще говорил тот полицейский приятной наружности. Затем картинка поменялась, и появилась женщина, которую показывали прошлым вечером. Та самая, которую он встретил перед «Центром досуга». Красивая. И беременная. Он подумал, что она опять говорит то же самое, когда сообразил, что это показывают запись вчерашней передачи. Он следил за тем, как двигаются ее губы. И улыбался. В голове его уже складывался новый план.
Все охотники нуждаются в стратегическом плане. Особенно в том, что касается отступления.
Все охотники нуждаются в стратегическом плане. Особенно в том, что касается отступления.
Он надел шинель и вышел на улицу.
Он надел шинель и вышел на улицу.
У него была своя работа.
У него была своя работа.
Глава 67
Глава 67
Фил остановил «ауди» на парковке, вышел из машины, захлопнул дверь и запер ее на ключ. Потом прислонился к автомобилю и, закрыв глаза, тяжело вздохнул. Клейтон Томпсон. Его сержант. Убит.
Он помотал головой, сам толком не зная, зачем это делает: то ли до сих пор не веря в случившееся, то ли чтобы прогнать из головы картины того, что увидел в квартире Клейтона. Наверное, и то и другое одновременно. Его сержант, тот самый, который донельзя раздражал его, но которого он почему-то все-таки считал славным парнем, скорчившись лежал на полу своей квартиры. Стены и пол были в его крови, хлеставшей из тела, когда он боролся со смертью, сражался за свою жизнь. Все напрасно.