Светлый фон

Грейс заметил на кисти кусок пластыря и попросил оставить ее в холодильнике для криминалистов. Он убедился, что Джекс находится в отдельной палате на четвертом этаже, с крошечным оконцем и без пожарной лестницы, и к нему приставлена целая рота констеблей для круглосуточной охраны.

Наконец, уже не ощущая усталости, а, напротив, бодрый и взволнованный, он поехал к Клио. Левая щиколотка болела при каждом нажатии на педаль. Он с радостью увидел пустую патрульную машину на улице и застекленное окно, а хромая к парадному, услышал гудение пылесоса.

Клио открыла ему с пластырем на лбу, с подбитым и распухшим глазом. Два констебля сидели на диване и пили кофе, пылесос стоял на полу рядом с ними.

Она слабо ему улыбнулась:

— Рой, милый, ты ранен?

Он сообразил, что до сих пор запачкан кровью Джекса.

— Нет, не ранен, все в порядке. Надо только переодеться.

Констебли ухмыльнулись. Не обращая на них внимания, Грейс обнял Клио, поцеловал в губы, крепко прижал к себе, крепко-крепко, не желая больше отпускать.

— Боже, как я люблю тебя, — шепнул он. — Как я боялся, что может случиться что-нибудь…

— Ты его взял?

— Почти полностью.

120

120

Норман Джекс смотрел на Грейса угрюмо и злобно со своей койки в маленькой палате. Правое предплечье забинтовано. На левой кисти оранжевая больничная именная бирка. Бледное лицо в синяках и царапинах.

Гленн Брэнсон стоял позади Грейса, два констебля сидели снаружи в коридоре.

— Норман Джекс? — спросил Грейс. Странно было разговаривать с полной копией Брайана Бишопа, вплоть до стрижки. Словно Бишоп разыгрывал с ним дурную шутку, действительно находясь в двух местах одновременно.

— Да, — ответил тот.

— Ваше полное имя?

— Норман Джон Джекс.

Грейс записал в блокноте.