Глядя на синеющий вдалеке между горами просвет, Браво представлял себе длинные караваны рыжевато-коричневых верблюдов, везущих на своих спинах немыслимые богатства. Неровным строем они спускались по узкой, закрытой со всех сторон долине реки Пиксит к городу, где их нетерпеливо поджидали купцы и торговцы из Венеции, Генуи, Флоренции, даже Ватикана, — в те дни в Трапезунде жило много крестоносцев.

Потрепанное такси остановилось возле отеля «Зорлу Харбор», где Браво заранее забронировал номер с видом на море. Ночь была темная, безлунная, ни одной звезды на небе, только низко нависшие свинцовые облака. С улицы доносились крики на турецком и арабском, лай тощих бродячих собак. По спокойной блестящей глади моря скользили лодки; картина была настолько живописна, что напоминала театральную декорацию. Браво открыл стеклянную дверь и вышел на балкон. Стоя у перил, он полной грудью вдыхал пряные запахи куркумы, мирры, сумаха и мяты, вслушивался в причудливую путаницу городских звуков. Через распахнутые двери ночного клуба на самом берегу доносились переливы турецкой музыки, назойливое бренчание арабской лютни и бозука.[49] Браво слышал отрывистые гудки дизельных грузовиков, тарахтенье мотороллеров, голоса, низкие и высокие. В этом далеком приглушенном бормотании ему мерещились витиеватые византийские обороты, мелодичный венецианский говор, грозные нотки наречий сельджуков и мамелюков… Внезапно над гладью залива разнесся странный протяжный звук, словно крик муэдзина, призывающего к молитве. Браво поднял голову. Черная громада нефтяного танкера медленно двигалась на запад. По ту сторону моря лежала Украина, о которой он знал даже меньше, чем об этих местах.

Ему принесли ужин — жаренную в оливковом масле макрель с майораном и мятой. Снимая вилкой нежную белую мякоть с изящного хребта, воплощения математической точности природы, Браво задумался над тем, как интересно было бы придумать шифр, основанный на подобной органической структуре…

Совершенно неожиданно для себя он уснул, растянувшись поперек кровати прямо на покрывале, даже не сняв измятую одежду. Недоеденный ужин так и остался стоять на покрытом белоснежной льняной скатертью сервировочном столике.

Ему приснился сон, и в этом сне с ним снова говорил отец. Декстер отдыхал в теплой ванне, шумела вода, от поверхности поднимался пар. Он откинул назад голову с зачесанными мокрыми волосами. Отец казался расслабленным, но не беззащитным. Он никогда не бывал беззащитным…

Браво брился перед зеркалом.

— Думаю, ты читал последние новости относительно Анголы, — будничным голосом сказал Декстер.