Он не знал, на кого смотреть, не знал, к кому обратиться. Взгляд его, пометавшись из стороны в сторону, упал на Марину.

— Ты знала? — спросил он.

Адреналин в крови уподобился ножу и резал в самое сердце. Его предали.

— Ты знала?

— Узнала за пару часов до тебя, — сказала Марина, взглядом умоляя простить ее. Меньше всего на свете ей хотелось усугублять его страдания. — Мы с Доном поговорили как раз перед тем, как ехать в больницу. Я сказала, что ты должен знать.

Больше говорить с ней было не о чем. Он понимал, что его одолевают сложные, тонкие эмоции, но справиться с ними в данный момент он не сумел бы. Ему нужны были эмоции простые, грубые. И первой из них оказался гнев.

— Ты знал, — зловещим шепотом процедил он. — Все это время знал… Все эти годы… Всю мою жизнь… Знал и молчал.

Дон опустил глаза, вздохнул.

— Мы думали, так будет лучше… Лучше будет не знать… — устало произнес он.

Фил кивнул, поджав губы.

— Ага. Значит, каждый раз, когда я спрашивал о своих родителях и ты говорил, что ничего не знаешь…

Дон по-прежнему молчал. Ковер на полу полностью завладел его вниманием.

— Каждый раз… Каждый раз ты отговаривал меня. Не надо их искать, твердил ты. Всякий раз. Когда я был моложе…

В глазах Дона читалась боль. Страдания его, по-видимому, ни в чем не уступали страданиям Фила. Его лицо словно окаменело от боли; он силился, но не мог произнести нужные слова.

А Фил продолжал:

— Ты говорил, что я не смогу их найти. Что ты пытался, но они как сквозь землю провалились. Каждый раз… Ты каждый раз обманывал меня, Дон… Врал… И моя сестра… Сестра…

— Тебе лучше было не знать, — сказал Дон, борясь с подступающими слезами.

— Лучше? — Фил горько рассмеялся. — Лучше? А может, я сам должен был решить, как лучше?

Дон промолчал. Губы его мелко подрагивали.

— Ты не согласен? — уже громче спросил Фил.