— Какие же?
— Я хотел стать одним из них. Старейшиной. Потому что в них уже тогда был виден потенциал. И они быстро переняли мои идеалы.
— Значит, все дело в деньгах? В деньгах и только?
Гласс пожал плечами.
— Не только. Есть еще власть. Влияние.
— Ты предал свою профессию. Продался.
— Я тебя умоляю… Кем бы я иначе стал? Доном Бреннаном? Никому не нужным стариком? Или им? — Он указал на Фила. — Ну уж нет! Старейшины позволили мне стать тем, кем я всегда хотел быть. Хотел — и знал, что смогу. И должен был стать. Они сотворили меня. Но ты не поймешь, слишком узко мыслишь. Слишком ты скучный человек. Вы, психологи, только тем и занимаетесь, что превращаете возвышенное в будничное. — Не давая ей ответить, он продолжил: — Но я не затем сюда пришел, чтобы разговаривать о прошлом. Я устремлен в будущее.
— И в мое… тоже? — с трудом произнес Фил.
— У тебя никакого будущего нет, — отрезал Гласс. И только сейчас заметил Садовника, распростертого на полу в луже крови. — Вижу, этот вопрос ты уже решил за меня. Что ж, мне будет меньше хлопот. Само собой, живыми я вас отсюда не выпущу.
Фил пытался придумать ответ, но мозг отказывался работать. Поэтому заговорила снова Марина.
— Сдавайся, Брайан, — посоветовала она. — Тебе конец.
— Замолчи и отойди от клетки. Не то пристрелю.
— И так ведь пристрелишь. Твоя песенка спета, Брайан. Пока мы тут болтаем, ОБОП перехватывает твой груз на складе. Микки тоже там. — Она покосилась на часы. — Как раз закончили, наверное.
— Ты лжешь! — выпалил Гласс.
— Конечно, Брайан, лгу. Я это все сочинила. Просто чтобы проверить тебя. Такие уж мы люди, психологи.
Дыхание Гласса участилось. От былой самоуверенности не осталось и следа. Он чувствовал себя пойманным в ловушку.
— Но я все равно… могу… я могу… скажу, что это я… — Он указал стволом пистолета на Садовника. — Сволочи, сволочи проклятые… — Руки его дрожали. — Вы все… вы все испоганили…
Он направился к ним. Переступил через труп Садовника, через перевернутый алтарь. Фил отмечал его перемещения остатками угасающего сознания.
— Опусти… опусти пистолет, Гласс, — пробормотал он.
— Заткнись!