— Это открытка от Говарда и Пегги Роуз, — громко объявила Дайана, пытаясь говорить бодрым голосом, что сделало ее интонации почти истерическими. — Из Франции. — Она показала Джейн открытку. Маленькое уютное кафе, стоящее на берегу аквамаринового моря. — Давай посмотрим, что здесь написано. Трудно разобрать этот бисерный почерк, но я попробую. Ну вот, слушай: «Вот мы наконец здесь. Все тут до мелочей знакомо двум старым людям, но нам все это очень нравится, и мы великолепно проводим время, — она замялась, — …как, надеемся, и вы проводите свое время в старом скучном Бостоне. Почему бы вам не бросить все и не нанести нам неожиданный визит. Вот это был бы сюрприз! Мы их просто обожаем. Как обожаем и вас. Ну, как поется в старой песенке: „Увидимся в сентябре“. Говард и Пегги». Видишь, как у них все прекрасно, — проговорила Дайана, ее минутный энтузиазм растворился в потоке слез.

Визит-сюрприз, подумала Джейн, вспомнив о том неожиданном визите-сюрпризе, который она якобы нанесла своему братцу. Она постаралась представить себе, как он нежится на испанском пляже, но не смогла ясно нарисовать себе его образ, гораздо отчетливее она представила свою золовку Гаргамеллу. Когда она осознала это, то вслух рассмеялась.

— Боже мой! Майкл! — воскликнула Дайана, коснувшись рукой маски лица Джейн. — Что это за звуки? Человек не может издавать их. В них есть что-то нечеловеческое.

— С тобой все в порядке, Джейн?

«У меня все прекрасно, — безмолвно ответила она. — Я просто хочу, чтобы все ушли и оставили меня одну, я хочу спокойно умереть».

— Может быть, ты хочешь лимонаду? — заботливо спросил Майкл. — Или ты хочешь есть? Паула испекла замечательный черничный пирог.

«Я предпочитаю ее яблочные пироги, — подумала Джейн, вспомнив, как она приперла Паулу к стенке, угрожая ей ножом, которым та резала яблоки. — Старые добрые времена», — подумала Джейн, страстно желая взять нож и всадить его по самую рукоятку себе в сердце.

Может быть, еще не поздно это сделать. Может, стоит попытаться.

Может, она сможет показать мужу и своей лучшей подруге, что она и правда хочет черничного паулиного пирога, но что она хотела бы поесть на кухне. А потом, когда они спокойно рассядутся вокруг стола и будут беседовать, убаюканные мнимым ощущением безопасности, она схватит с кухонного стола нож и вспорет себе живот, и кровь опять зальет ее платье. На этот раз ее собственная кровь. Вот тогда все будет правильно. Круг замкнется.

Но она ничего не сказала, наблюдая, как они смотрят на нее испуганными, растерянными глазами. Для них было бы намного легче, если бы она просто исчезла, если бы ее никто не нашел, не узнал и не доставил домой. Майкл со временем привык бы к ее отсутствию, развелся бы с ней — у него были бы для этого вполне достаточные основания. Ее друзья некоторое время погоревали бы о ней, а потом стали бы говорить о более интересных вещах. Еще через какое-то время она, как и Эмили, стала бы просто бестелесной памятью. Юмор, достойный обеспамятевшей бабы, подумала она и снова засмеялась.