В первый момент Грациелла растерялась, не зная, с чего начать. Глядя на трясущегося старика в жеваной соломенной шляпе, она начала подозревать, что зря теряет время. И тут она услышала его слабый голос:

— Примите мои соболезнования, синьора, я оплакиваю вашу семью.

— Вы знаете, кто я? — прошептала Грациелла.

— Да, синьора, знаю. Мы с вами много раз встречались, я тогда был совсем молодым.

— Простите, но я не помню.

Старик пожал плечами. Одна рука у него была искалечена, пальцы другой теребили вязаную шаль, которой были накрыты его колени.

— Мой сын говорит всем, что я сошел с ума, но я ничего не забываю. Разве только то, что нужно забыть.

— Вы знали моего сына Майкла? — спросила Грациелла.

— Да, синьора, очень хорошо знал. Он научил меня читать и писать. Мы провели вместе с ним в горах шесть месяцев. Я любил вашего сына, он был… — Старик дотронулся здоровой рукой до груди на уровне сердца. — У него было ангельское сердце.

Некоторое время они молчали, потом Грациелла вздохнула и сказала:

— Мне не говорили, что он пристрастился к героину, я узнала лишь совсем недавно.

— Дон Роберто пригрозил, что он отрежет язык любому, кто посмеет вам рассказать. Он хотел, чтобы у вас оставались только хорошие воспоминания, синьора, а от плохих вам было бы слишком трудно избавиться, они бы вас терзали, уж поверьте мне.

— Дженнаро, воспоминания — это все, что осталось от моих сыновей. Я потеряла четырех сыновей. — Она наклонилась к старику. — Я хочу знать, как умер Майкл, расскажите мне, что вы знаете.

Глаз старика было не видно за розовыми стеклами очков, но он все равно отвернулся, как будто не мог вынести ее взгляда.

— Я не помню, синьора, иногда моя память так же мертва, как тело.

— Я вам не верю!

— Поверьте, синьора, у меня есть все основания забыть день, когда умер ваш сын, потому что в каком-то смысле я тогда тоже умер. Меня бросили подыхать, может, оно и к лучшему, если бы я тогда умер. Яснее всего я помню боль, потому что она и сейчас со мной днем и ночью.

Грациелла откинулась на спинку стула и стала обмахиваться платком. Даже в тени жара была удушающей.

— Хотите, я провезу вас дальше вдоль гавани?

Несмотря на хрупкость, Дженнаро оказался далеко не невесомым. Грациелле было довольно трудно толкать инвалидную коляску, но в конце концов они все-таки поднялись на самую верхнюю точку. Она развернула старика лицом к морю. Дженнаро улыбнулся и, склонив голову набок, стал разглядывать рыбацкие лодки в гавани.