— Не смей так говорить! Не смей говорить, что мне легко!

Мойра продолжала:

— Я не хочу сказать, что Фредди был плохим мужем, нет, но с ним было не так-то просто ужиться. И я знаю, что его родственники меня не одобряли, особенно Грациелла.

София никак не могла понять, о чем говорит Мойра, она все еще злилась. Подумать только, всем кажется, будто ей легко и просто! Она быстро заговорила по-итальянски, крича, что никто ее не понимает, что ей приходится гораздо тяжелее, чем всем остальным, вместе взятым.

— Заткни-ись! — заорала Мойра. — Я не понимаю ни слова! — Уже спокойнее она добавила: — Ну хорошо. Может, я ошибаюсь насчет Грациеллы, но ведь я жена Фредерико, так? И если Тереза начнет про меня врать… София, ты меня слышишь? Наверное, я не очень четко говорю, потому что у меня разбита губа… как раз поэтому я и звоню…

София зажала телефон между плечом и ухом и нетвердой рукой потянулась за сигаретой. Она заметила, что пилюли рассыпались по полу.

— Что ты говоришь? Я плохо тебя слышу. У тебя забита труба?

Она хотела сказать что-то еще, но Мойра перебила:

— Черт, ты говоришь так, как будто нанюхалась кокаина. Послушай, я буду говорить прямо. У меня была Тереза. Когда она пришла, я была с мужчиной, он пытался спереть у меня выигрыш…

— Что? Говори помедленнее, Мойра, я не понимаю.

Мойра заговорила с расстановкой:

— У — меня — в номере — был — мужчина. Это понятно? Тереза и Роза вошли как раз тогда, когда мы… когда он пытался меня изнасиловать.

— Ты в Нью-Йорке?

— Нет, я в Атлантик-Сити. Послушай, мне нужно с кем-то поговорить, мне так плохо, что хочется умереть. Я хотела совершить самоубийство… убить себя, понимаешь?

София вдруг расхохоталась. Видела бы Мойра все эти желтые пилюли!

— Давай, давай, смейся! Сейчас будет еще смешнее. У меня из губы идет кровь, и весь мой китайский…

— Так он китаец? — София представила, как Тереза врывается в номер Мойры в тот момент, когда ее насилует маленький китаец.

Мойра отвела трубку от уха и держала ее на вытянутой руке, но все равно слышала, как на том конце провода София заходится от хохота.

— Ты что, спятила или напилась? Ладно, забудь, я позвоню «самаритянам».[5]

Однако смех Софии оказался таким заразительным, что вскоре и Мойра начала хихикать.