Конечно, в прошлую субботу он хорошенько все убрал там, на краю трясины. Он приехал на своей машине, нагрузил прицеп дровами; когда он закончил работу, в этом месте не оставалось ничего, что могло бы вызвать подозрения. Ее сережку он тоже отправил в трясину. Вторая так и не нашлась. Можно было чувствовать себя в безопасности.

Но в среду ночью, когда на шоссе показалась патрульная машина и остановилась возле дома, он едва не потерял сознание. Полицейский просто хотел позвонить от них. Потом Норман сам признал, что выглядел потешно, но в тот момент ему было не до смеха.

Мама сидела возле окна в своей спальне; полицейский не заметил ее, и слава Богу. За прошлую неделю она что-то часто подходила к окну. Может быть, тоже боялась. Норман пробовал говорить, что лучше ей не показываться людям, но не смог заставить себя объяснить почему. По той же причине он не мог растолковать Маме, почему ей нельзя заходить в мотель и помогать ему. Норман просто следил, чтобы она этого не делала. Ее место в доме, нельзя пускать Маму к незнакомым людям - теперь уж никак нельзя. К тому же, чем меньше они знали о ней, тем лучше. Как только он мог рассказать этой девушке…

Норман закончил бриться и снова тщательно вымыл руки. Он обратил внимание на то, что испытывал возросшее чувство брезгливости, особенно в течение прошлой недели. Ощущение вины. Прямо леди Макбет! Шекспир хорошо разбирался в психологии. «Интересно, разбирался ли он еще кое в чем, - подумал Норман. - Например, призрак отца Гамлета; может быть, и он был посвящен…»

Теперь не время думать об этом. Надо спуститься к мотелю и открыть его.

В течение прошлой недели было некоторое оживление. За ночь бывало занято три-четыре номера, не больше; это хорошо. Потому что Норману не пришлось пускать посетителей в комнату шесть. Комната шесть, где тогда остановилась девушка. «Надеюсь, никто никогда больше не войдет в ту комнату». Норман навсегда покончил с постыдными занятиями: подглядыванием и тому подобными извращениями. Они и привели к трагедии. Если бы он тогда не начал подглядывать, если бы он не напился…

«Ладно, что ж тут горевать над пролитым молоком; прошлого не переделаешь. Даже если пролилось не молоко, а…»

Норман вытер руки, быстро отвернулся от зеркала. Забыть о том, что было; не надо тревожить мертвецов. Сейчас все хорошо. Мама ведет себя как надо, он ведет себя как надо, они вместе, как и раньше. Целая неделя прошла без каких-либо неприятностей, гак будет и дальше. Особенно если он не отступит от своей твердой решимости вести себя как взрослый, а не как ребенок, не как МАМЕНЬКИН СЫНОК. А в этом он не отступит ни на шаг; так он обещал себе раз я навсегда.