Женщина развела руками:
— Вы идти приносить на форма нада заявлять. Кадры.
Лара недоуменно уставилась на нее.
— Форма — бланк, — пояснила китаянка и нарисовала в воздухе прямоугольник. — Нада приносить бланк. Кадры. Наверх. Второй этаж.
— Выдайте мне форму, я принесу бланк позже. Срочно! Это очень срочно.
Китаянка пожала плечами, что-то сердито пробурчала себе под нос и вернулась к работе.
Лара быстро схватила с полки халат и шапочку и запрятала их под куртку. Обуви поблизости не наблюдалось, и она решила, что ее кроссовки вполне подойдут. Она заметила, что многие медсестры были обуты во что-то вроде кед. Подхватив рюкзак, она выскочила из комнаты, поднялась по лестнице на первый этаж, зашла в первый же туалет, закрылась в кабинке и переоделась.
Затем она вышла из больницы, добежала до стоянки и сунула рюкзак в багажник. Потом торопливой, деловитой походкой, как медсестра, опаздывающая на дежурство, прошла через служебный вход и снова поднялась в отделение нейрохирургии.
Подходя к палате Таймона, она вытащила из кармана шприц для подкожных инъекций и пузырек. Полицейский по-прежнему пялился в газету и едва взглянул в ее сторону.
— Кто-нибудь напоил вас чаем? — жизнерадостно спросила Лара.
Его лицо чуть оживилось.
— Никто. Я бы не отказался от чашечки.
— Две минуты, — улыбнулась она и проскользнула в палату.
И застыла на пороге.
Он лежал на кровати.
Мужчина, о котором она думала на протяжении трех долгих лет. За которого молилась каждый день и каждую ночь. Таймон. Милый, милый Таймон с ласковым голосом и нежными руками. Его лицо сильно распухло и исказилось, из носа торчали прозрачные трубочки. К правому запястью была подсоединена капельница, а к голове множество датчиков с проводками. Проводки шли к большому сложному аппарату с не менее чем десятью цифровыми мониторами.
Лара подошла ближе. Голова Таймона была обмотана бинтом, глаза закрыты. Она взяла его за руку, ту, где не было капельницы, и сжала.