Я выехала очень рано и свернула на второстепенную трассу к штату Мэн, переночевала на Род-Айленде в полупустом придорожном мотеле пятидесятых годов: маленькие белые коттеджи с надписями причудливым черным шрифтом. Все вместе неприятно напоминало мне мотель из фильма Хичкока «Психоз». Впрочем, убийц в нем не оказалось; я мирно проспала чуть ли не до восьми и позавтракала яичницей в прокуренной закусочной по соседству. Там же я сделала несколько набросков в записной книжке: засиженные мухами занавески, подвязанные по сторонам окна, ящик с искусственными цветами, люди, зашедшие выпить кофе. На границе штата Мэн стоял знак, предупреждающий, что на трассу могут выйти лоси, а вдоль дороги теснилась чаща вечнозеленых деревьев, подступавших к обочине, словно войско великанов — ни домов, ни проездов, только высокие ели миля за милей. А потом у самой обочины показалась светлая песчаная дюна, и я поняла, что подъезжаю к океану. Я взволновалась, как бывало, когда Маззи на летних каникулах возила нас на Кейп-Мэй в Нью-Джерси. Я представила, как буду писать морской берег, пейзажи или скалы у воды под луной… Совсем одна. В те времена я еще в полной мере наслаждалась романтичным «совсем одна», не зная пока, как скоро это становится одиночеством, как остро оно ощущается порой на развалинах прошедшего дня. И не только дня, если вы меня понимаете.
Мне не сразу удалось найти поворот на дорогу, ведущую через городок и дальше: в буклете мастерской была маленькая карта, с дорогой, оканчивающейся на выезде из цивилизации. Последние две дороги, по которым я проехала, были грунтовыми и напоминали просеки через густой сосняк, но были мягкими, и на обочине в лесной тени прорастали маленькие сосенки. Через несколько миль я выехала к пряничному домику — так это выглядело — и увидела на деревянных воротах вывеску: «Центр отдыха Роки-Бич», и кругом никого, а чуть дальше дорога свернула на большую зеленую лужайку. Передо мной стоял большой деревянный дом с такими же пряничными украшениями под карнизами, а за ним блестел океан. Дом был громадный, бледно-розовый, и старые деревья, и большая площадка, на которой кто-то играл в крокет, и гамак. Я посмотрела на часы: срок регистрации только начался.
Столовая, куда все сошлись вечером ужинать, располагалась в бывшем каретном сарае со снесенными перегородками. Под высоким потолком виднелись грубые балки, а по краям окон были вставлены квадратики цветного стекла. На дощатом полу расставили восемь или десять длинных столов, и молодые люди — студенты и студентки колледжа, они уже выглядели для меня молодыми — обходили их, разнося сифоны с водой. В конце зала была буфетная стойка с несколькими бутылками вина, стаканами и кувшином с цветами, а рядом открытые кулеры с пивом. Мне было неуютно, как в первый день в новой школе (хотя в детстве я все двенадцать лет отходила в одну школу) или на первом курсовом собрании, когда понимаешь вдруг, что все вокруг незнакомые и никому нет до тебя дела, и с этим придется как-то справляться. Я увидела, что несколько человек собрались группами у стойки с напитками, и направилась туда (я в те времена гордилась своей размашистой походкой) и, ни на кого не оглядываясь, вынула со льда бутылку пива. Оглядываясь в поисках открывашки, я плечом и локтем задела Роберта Оливера.