И ведь оказалось на самом деле – как никто. Как никто в хваленой Америке.

В Совдепе, причесывая всех под одну гребенку, семьдесят с лишком лет внушали: скромность – признак ума. Я-то добавлял: когда других признаков нет. Мне ближе иная истина – не менее, а то и более классическая: скромность – лучший путь к неизвестности. А значит: рекламируй себя сам. Словом и делом. В любом журнале типа «Blackbelt» есть информация о предстоящих турнирах alloverthecountry. Причем по всем видам единоборств. Дело за малым: сесть за телефон, обзвонить организаторов.

Мне – тридцать пять, пора бы и завязывать. Тяжеловесы в спорте живут дольше, до сорока… но уже не чемпионят. И не по причине, скажем, снижения скоростных-силовых показателей, хотя и по этой причине. Просто подступает переоценка ценностей, критерии и уровни мотивации меняются. После тридцати начинаешь понимать – есть нечто поважней верхней ступеньки. Прагматизм: если без надрыва можно стать вторым и получить две тысячи долларов, если можно стать первым и получить пять тысяч, но в придачу – серьезную травму… то выбирал две тысячи. Порядком остудилось безумное честолюбие (юношеское!), без которого, кстати, и невозможно стать чемпионом.

Если против меня выходил бешеный бык из тех, кого просто невозможно завалить (убить – да, но завалить – нет, а убивать – не мое, не увлекаюсь), если мне противостоял «бульдозер», я затевал пятнашки на татами. Под свист публики. А свист у них – знак одобрения. Частенько добивался я подобными «танцами» и побед: «бульдозеры» выдыхались, бензин на исходе, остается чуток толкнуть.

По телефону представлялся многократным чемпионом СССР, обладателем шестого дана, выходцем из буддийского монастыря, младшеньким в семье советских дипломатов, похищен годовалым несмышленышем, воспитан-обучен в наилучших традициях восточной школы, семнадцати лет от роду заскучал-заболел ностальгией, накушался кислородосодержащей травы и по дну перешел Амур, на Родину через границу…

Американцы доверчивы. Впрочем, я их доверия не обманывал. А если где-нибудь и зарождались сомнения, то по проезде я переодевался, показывал пару-тройку ката, разбивал полдюжины кирпичей, пяток досок. Вопросы есть? Вопросов нет. Да и победы одерживались мной с подавляющим преимуществом. И это хваленая Америка, где спорт – вообще помешательство?!

Ну да понять можно. Для Штатов спорт – очень важное, очень серьезное, но увлечение-развлечение. А мы, когда лет двадцать назад занялись каратэ, воспринимали его чем угодно, но не просто спортом – раковиной-нишей, куда пытались укрыться от общества развитого-завитого социализма; способом духовного и нравственного совершенствования; искусством, которое поглощает целиком… Все эти мотивы имелись и у меня. Главным же я выбрал: каратэ как реальное боевое искусство, где безразлично, с каким противником работать и вообще сколько их, противников-соперников – у тебя их просто нет!