Я проверил – отстойник пуст. Прикрутил так, чтоб не капало. То ли изобретательности не хватает шпионам, то ли они полагают, что новое – это хорошо забытое старое. То ли именно рассчитывают на нестандартность мышления: мол, никто и не станет искать тайники в известных по книжно- киношно-мемуарному опыту местах. Например, за решеткой в вентиляционной шахте, куда на веревочке подвешивается искомое. Например, на дне цветочного горшка, откуда сначала аккуратно вытряхивается растение вместе с землей, прошитой нитями корневища, и куда аккуратно же оно втискивается поверх искомого. Например, отстойник раковины, где скапливается склизкая волосатая дрянь… Отстойник пуст. То есть не было в нем искомого, но и дряни никакой не было. А значит, что-то да было – и недавно.
Головнин сжимал кулак мертвой хваткой. Я не без усилий разомкнул палец за пальцем – да! Три маленьких ключика на кольце с брелком. Брелок – красное пластиковое яблоко величиной с шарик пинг-понга, символ Нью-Йорка. Я сунул ключики себе в карман и перешагнул через Вальку. Вероятно, он очень дорожил ими – даром что в глубоком обмороке, но очнулся на секунду, веки дрогнули, прорезались мутноглазые щелочки, кулак снова сжался, фантомно ощущая ключи с брелком.
– С-с-сань… С-с-сан-н-нь… – просвистел Головнин. Меня окликал, а может, выругался по неискоренимой русской привычке. Не знаю.
Он опять впал в обморок. Ничего. Полежит-полежит, очухается. Это реакция на «ВИЛ-7», похмелье, упадок сил. Иного предполагать я не стал, иначе… только мне и хлопот, что цацкаться с курьером партии, когда с минуты на минуту нагрянут преследователи-ищейки. Ведь преследуют, ведь ищут – следовательно, и сюда нагрянут. Следовательно, Смирнова-Головнина подберут: жить буду? будете, но плохо! А мне абсолютно не хочется составлять в этом смысле компанию Вальке Голове. Меня, в конце-концов, дама ждет!
Если же я ошибаюсь, и преследователи-ищейки не сообразят спуститься в номер Смирнова-Головнина, то все равно его обнаружат рано или поздно. Не поздно. Рано! Защелкнув за собой дверь, я перевернул картонку-табличку: «Please, Make Up Room Now».
Да уж, пожалуйста, уберите номер. А также уберите из номера обессилевшего постояльца. И как там дальше сложится для майора Конторы – произвол судьбы. Нет, произвол – это отличительная черта Совдепа, здесь – будь любезен отвечать пусть и по всей строгости, но Закона.
А мне отвечать не за что. За чужие грехи разве что. Не буду. Мне бы сейчас не ответ держать, а вопрос… Где-то тут у нас «специалист по вопросу»?!