— Мне нельзя играть в чаще.

— Вот маменькин сынок.

— А вот и нет.

— А вот и да.

Коди хотел отправиться с Дэннисом, но сомневался.

— Я думал, мы друзья, — сказал Дэннис.

— Ты злой.

— А ты тупой. — Дэннис пожал плечами. — Дело твое. Пропустишь самое интересное, вот и все.

Он повернулся и пошел в чащу. Коди посмотрел на детскую площадку, затем на Дэнниса, потом на площадку. Дэннис сделал еще несколько шагов, не оборачиваясь. За спиной послышались шаги, ворошившие опавшие листья.

Дэннис глянул на Коди и побежал. Коди засеменил за ним. Они спустились с возвышенности, и детская площадка скрылась из виду.

Дэннис остановился и захохотал. Коди продолжал бежать, не успев затормозить. Он тоже смеялся. Затем Дэннис обернулся и, продолжая хохотать, с размаху молниеносно всадил нож в живот Коди Роча так глубоко, как мог.

Глава шестьдесят четвертая

Глава шестьдесят четвертая

Вэнди сидела в парке на скамейке, обращенной в чащу. В своей записной книжке она сделала набросок с места преступления — холм, с которого они спрыгнули, камни и деревья, а еще могила в самом низу. Она боялась рисовать голову мертвой женщины, будто рисунок мог каким-то чудом оживить ее, и она бы заговорила.

Это, конечно же, было глупо. Если бы здесь был Томми, он бы сказал ей, какая это глупая идея. Хотя фильму такая сцена добавила бы ужаса: если бы голова мертвой женщины преследовала их и витала повсюду, как привидение, и говорила с ними о том, что случилось. И никто другой, кроме Вэнди и Томми, не мог бы увидеть ее. Только если она сама не хотела, чтобы ее увидели, например, Дэннис или убийца.

А может, в фильме убийцей был бы Дэннис. Вот был бы ужас. Нет ничего страшнее в фильмах, чем злой ребенок. Ей подумалось, что Дэннису даже не пришлось бы притворяться.

Она жалела, что не позвонила Томми и не выманила его в парк. Теперь при свете дня чаща уже не казалась такой зловещей, и ей даже захотелось вернуться и повторить их судьбоносное путешествие из школы в тот день. Но было бы лучше, если бы Томми оказался здесь и помог ей восстановить все события.

Вэнди просто бесило, что мама Томми была такой строгой. Он постоянно ходил то на занятия, то на концерты. Ему не позволяли быть нормальным ребенком и просто играть. Он должен быть там в такое-то время, а тут — до темноты, ему нельзя то, ему нельзя это.

А он совсем не походил на Харлана Фридмана, который притворялся слабым аллергиком, чтобы не ходить на физкультуру или в походы. Томми любил и то, и другое. Ему просто не нравилось попадать в переделки.

Вэнди не была настроена осторожничать. Ее родители уже и так взбесятся из-за того, что она ушла из дома без предупреждения. Она могла делать что угодно до того, как ее найдут. А даже когда найдут — что они ей скажут? Как мог ее отец говорить с ней о том, что нельзя нарушать правила, когда сам нарушал самое главное правило на свете?