— Чертова!..
— Ты, знай, молчи, — посоветовала она. — Ты и не догадываешься, что у нас творится. Сплошное безумие. Ты ничего не знаешь. А теперь — теперь мы мирно попьем чайку, ты, да я, да бабушка. Выпьем по чашечке, а потом я извинюсь и пойду. Ясно? И ты дашь мне спокойно уйти. Понял? Это все, что мне от тебя нужно. Отпусти меня. Перестань следить. Договорились?
Перкинс налетел на нее. Ярость выплеснулась откуда-то изнутри. Белая, расплавленная, горячая, как плазма, ярость заполонила все. Схватил девушку за плечи. Заставил ее обернуться, приподняться на цыпочки, смотреть глаза в глаза.
— Что ты натворила? — шепот со свистом вырывался сквозь щель в зубах. — Что ты сделала с моим братом?
— Отпусти! — Глаза Тиффани наполнились слезами. — Идиот. Ублюдок. Ничего не понимаешь. Отпусти!
— Ты подставила его, так? — Перкинс хорошенько встряхнул ее. — Ты подставила его, хочешь свалить на него убийство. Верно я говорю?
Волосы Тиффани разметались по лицу. Сквозь спутанные пряди она молча глядела на Оливера. Лица вплотную друг к другу — Перкинс различал запах не только туалетной воды, но и самой кожи Тиффани. Смотрел на нее, стараясь встретиться взглядами, заглянуть в глубину ее измученных глаз. Ощутил мускулистую крепость ее тоненьких плеч, укрытых лоскутной рубашкой. Припомнил, как плавилась ее плоть под его руками.
Он чуть приоткрыл губы, собираясь заговорить.
— Вода кипит, — негромко напомнила Тиффани.
И Перкинс так и застыл с открытым ртом, выпустил ее, почти уронил. Отвернулся от девушки, бросившейся спасать чайник. Постоял, привыкая к поражению. Посмотрел на серебряный поднос, на одну из чашечек: белое, кремового оттенка дно. Заглянул в нее, и зрение помутилось.
«Это я! — вспомнил он. — Это я сломал машинку».
Туманно, будто в полусне, померещилось ему: отец с самого начала знал, с самого начала догадывался, кто виноват. Обозлившись, лупил Заха по заднице тяжелой медной линейкой, вновь и вновь, до черноты. Почерневшие рубцы. И он знал, с самого начала знал, что на самом деле машинку сломал Олли.
Перкинс услышал, как забурчало у него в животе. Ужас разрастался, заполнял все, бился изнутри о прозрачные стенки его тела.
— Осторожней! — предупредила его Тиффани.
Перкинс отступил, пропуская дымящийся чайник.
Тиффани остановилась возле подноса, наклонила голову — низко свесились волосы. Разливает кипяток по чашкам. Уронила слезинку, та упала на медный раскаленный бок чайника и, зашипев, испарилась крохотным облачком.
— Ты ведь знаешь, кто убил девушку в коттедже, — прижал ее Перкинс. — Ведь так? — Он говорил устало, плечи безнадежно поникли. Отвел взгляд. — Тот, кто задумал шантаж, кто бы он ни был, ведь это он — убийца? Господи, Тиффани. Это же шантаж! Ты улеглась в постель с тем парнем, верно? С Фернандо Вудлауном. Ты подставила ему зад, а твой напарник сфотографировал или как? Ничего не скажешь, хорошо придумали.