Зах замолчал.

Оливер вновь поглядел на него. Открытые глаза все еще смотрят на него. В них еще светится жизнь.

Свет померк. Оливер склонил голову. Он прижимал к себе братишку, гладил его по лицу, по волосам, покачивал его, баюкал, приговаривая про себя: «Не тревожься, Захи. Больше тебе не надо ни о чем волноваться». Слезы брызнули на лицо Заха, заструились по его щекам, будто сам умирающий заплакал.

— И-и-и, — простонала девушка в маске. Цепляясь за перила, она упала на колени. Револьвер, выскользнув из пальцев, грохнулся на пол. — И-и-и-и-и-и! — К горлу подкатывала волна дурноты. На миг она утратила сознание и покатилась по лестнице вниз. Долгое головокружительное падение. Голова с силой ударилась о ступеньку. Девушка ощутила толчок, но не боль. Тело перевернулось на бок, и она отсчитала еще одну ступеньку, потом еще и еще, каждый раз ударяясь головой.

Наконец она остановилась, ноги оказались гораздо выше головы, застряли где-то на ступеньках. Руки распростерты по сторонам, голова запрокинулась, глаза сквозь прорези маски различают лишь колеблющееся сияние.

«Все ли я сделала правильно? — смутно припоминала она. — Мне удалось — в конце концов мне удалось?»

Тут ее коснулось первое дуновение боли. Девушка резко выдохнула. Тело одеревенело, прошитое судорогой, в глазах поплыла красная пелена. Боль постепенно перешла в длительный спазм. Она знала, что в ее теле, высоко слева, у ключицы, застряла пуля. Левая рука онемела. В теле пульсировало и перекатывалось жжение. Скоро начнется настоящая боль. Совсем скоро.

«Скверный денек, — успела подумать она, прежде чем ее глаза закатились. — Скверный, совсем скверный».

Она вновь вскрикнула от боли, и только тогда Перкинс выпустил брата. На этот раз он услышал ее мучительный зов и, оглянувшись через плечо, увидел торчавшие посреди лестницы ноги.

Нехотя он позволил голове Заха коснуться пола. Глаза брата превратились в мрамор. Перкинс прикрыл их рукой.

Девушка, лежавшая на лестнице, начала стонать. Перкинс слышал, как она что-то бормочет — слова шелестели, как палый лист. Он отошел от тела Заха и глубоко вздохнул, приходя в себя. Тыльной стороной руки отер слезы.

Сирены смолкли. Только-тогда он догадался, что слышал их. Их сигнал, перейдя в пронзительный вопль, внезапно оборвался. «Должно быть, Муллиген», — решил Перкинс. Миссис Валлаби позвонила детективу, как он и просил. Тут он вспомнил, что Эйвис лежит в своей квартире с перерезанным горлом. Не глядя на Заха, он ощущал его тело, неподвижное тело у самых своих ног. И бабушка… придется все рассказать бабушке…