— Ох! Проклятие! — орет он. — Она меня поцарапала!
— Так надень на нее наручники, черт возьми!
— Так надень на нее наручники, черт возьми!
Он снова бьет ее в живот и приковывает одну руку к кровати. Затем вторую.
Он снова бьет ее в живот и приковывает одну руку к кровати. Затем вторую.
Возможно, она сделала это, когда он прикреплял к кровати ее ноги. Но может быть, ей потребовалось больше времени и она сделала это среди пыток, ужаса и насилия. Я могу это видеть.
Все теперь сплошная боль, ужас и красная пелена. Они ее убьют. Она это знает. Она о таком читала. Но из книг она знает и о ДНК. Знает, что у нее под ногтем.
Все теперь сплошная боль, ужас и красная пелена. Они ее убьют. Она это знает. Она о таком читала. Но из книг она знает и о ДНК. Знает, что у нее под ногтем.
Она пытается обломать ноготь, надеясь, что они не заметят, пока…
Она пытается обломать ноготь, надеясь, что они не заметят, пока…
Шелк. Ноготь отламывается. Она не слышит, как он падает на ковер. Но какая-то часть ее скорбит, когда он оставляет ее. Он будет жить после всего этого, так или иначе. А она нет.
Шелк. Ноготь отламывается. Она не слышит, как он падает на ковер. Но какая-то часть ее скорбит, когда он оставляет ее. Он будет жить после всего этого, так или иначе. А она нет.
Она смотрит на того, у кого в руках пистолет, и он улыбается.
Она смотрит на того, у кого в руках пистолет, и он улыбается.
Она закрывает глаза и начинает плакать и думать о ногте.
Она закрывает глаза и начинает плакать и думать о ногте.
Она знает, что никогда больше его не увидит.
Она знает, что никогда больше его не увидит.