В пояснице разливалась горячая, пульсирующая боль. Но это было ничто по сравнению с отчаянием, которое Одри сейчас испытывала.

Жос встал с кресла, и она вздрогнула. Он приблизился к ее кровати — прямой, словно статуя. В его волосах как будто стало больше седины, возле глаз и губ пролегли новые морщины. Но лицо по-прежнему было твердым и непреклонным. Эта твердость, принятая ею за надежность, некогда и привела ее в объятия Жоса.

— Ты ничего никому не скажешь, Одри, — произнес он, садясь у ее кровати. — Ни единого слова. Во всяком случае, ни слова, кроме тех, что ты предварительно со мной отрепетируешь. Начиная с того, кто в тебя стрелял… Это была Клеанс Рошфор, и это произошло в ходе вашей ссоры из-за Антуана или Ле Гаррека: в конце концов, ты была любовницей обоих, что является для нее неким смягчающим обстоятельством. Об остальном — ни слова. Ты ни о чем не знаешь. И конечно же, ни одного упоминания о Давиде. Так же как и обо мне.

Одри уже собиралась заговорить, запротестовать, потребовать у него объяснений, но слова застряли в пересохшем горле. Язык отказывался ей повиноваться.

— Ты ничего не скажешь, потому что только при этом условии ты сможешь по-прежнему встречаться с Давидом. И оберегать его. Это единственное условие, при котором он останется в живых. Ты понимаешь?

Одри закрыла глаза. Да, она понимала. Жизнь ее сына в обмен на молчание. Шантаж был отвратителен, но она согласилась бы на любые условия.

— Нас много, Одри. И мы обладаем властью. Ничего еще не кончилось… все только начинается. Если ты начнешь действовать против меня, твоя жизнь станет адом. Сейчас твой сын вне опасности. Выбор за тобой. Знай, что, даже если тебе удастся доказать мою причастность к этому делу, они тебя найдут. Куда бы ты ни скрылась.

В ее мозгу теснилось множество вопросов: где Ле Гаррек? что с ним стало? жив ли он? что с Бастианом Моро? как я смогу не запутаться в показаниях, если буду лгать? что именно я должна буду сказать полиции?

Боже, как ей не хватало присутствия Николя! Его теплоты… его взгляда, сумрачного и нежного одновременно… и постоянно возникающего в его присутствии ощущения, что им на роду было написано принадлежать друг другу, что сама судьба их связала…

Словно прочитав ее мысли, Жос продолжал:

— Хочешь ты того или нет, отныне ты с нами связана. Но, в сущности, это прекрасно. Потому что именно так и должно было случиться после нашей разлуки.

Одри взглянула в глаза мужа и увидела в них холодную ненависть и пламенную любовь — или наоборот. Ценой невероятного усилия она произнесла одно-единственное слово: