— Моя дочь умерла, Уэйн. — Я потянулась к нему, взяла его руку и перевернула ее ладонью вверх. — Ее головка была меньше твоей ладони, и эта девочка мертва. А теперь ты рассказываешь, что это со мной сделала моя собственная семья? Я считала, что из всех людей могу доверять вам больше всего, а вы…

Я услышала свои последние слова, а потом все поплыло.

Я согнулась пополам, поджав ноги, потому что страшный груз навалился на мою грудь, а голова словно попала в тиски. Я хватала ртом воздух, а Уэйн хлопал мне по спине и все время повторял, как он раскаивается. Похоже, он плакал. В глазах у меня начало темнеть. Я почувствовала, что заваливаюсь вперед.

Уэйн подхватил меня и помог сесть на место.

— Ох, Энни, только не нужно терять сознание.

Через несколько минут дыхание мое выровнялось, но мне почему-то было холодно, меня трясло. Я подняла голову и отвела руку Уэйна. Я набрала побольше воздуха, поднялась на ноги и принялась ходить, зябко обхватив себя руками за плечи.

— Получается, что в мой дом вламывались тоже вы?

— Ну да, твоя мать должна была войти туда сразу после меня и спасти тебя, но когда я поднялся в твою спальню, тебя там не оказалось, а потом сработала сигнализация, и я выскочил через окно. А потом, когда мама ночевала у тебя, ты рассказала ей, в котором часу уходишь бегать по утрам…

Это была та ночь, когда мама принесла мне печенье «Мишка Энни» и фотографии. Я в изнеможении откинулась на спинку скамейки.

Очень долго после этого мы просто сидели и смотрели друг на друга, ничего не говоря, но все понимая. По крайней мере, так было со мной. Наконец я прервала молчание.

— Ты понимаешь, что должен будешь сдаться полиции?

— Уже сообразил.

Мы смотрели на детскую площадку. Детей видно не было. Солнце скрылось за облаками, и в тени стало прохладно. Легкий ветерок слегка раскачивал качели, туда-сюда, туда-сюда. Воздух был наполнен ритмичным поскрипыванием цепей и запахом приближающейся грозы.

— Знаешь, я очень люблю твою маму.

— Я знаю.

Он тяжело вздохнул и положил колоду карт обратно в футляр. Я хотела остановить его, хотела сказать: «Давай еще сыграем, последнюю партию». Но было уже поздно. Слишком поздно для всего.

— Я пойду в полицию вместе с тобой.

Гари только что вернулся из суда и очень разозлился, когда увидел меня с Уэйном. Но когда Уэйн сказал ему, что хочет сделать признание, Гари ткнул в меня пальцем и сказал: «Никуда не уходи», после чего увел Уэйна с собой.

Следующие два часа я провела, шатаясь по участку, листая журналы и разглядывая стены, — сначала считала трещины, потом пятна. Удар, нанесенный предательством моих близких, оказался больнее, чем все, что со мной делал Выродок, и пришелся в то место, куда он достать был не в состоянии. Я изо всех сил пыталась убежать от этой боли.