Путешествие казалось бесконечным. Сант-Анджело подозревал, что кучеру приказали выбрать самый длинный маршрут. Мучителям хотелось продлить страдания королевы. На узких улицах из верхних окон высовывались головы людей. В одной из мансард маркиз увидел известного художника Жака-Луи Давида. Тот сидел на подоконнике и торопливо рисовал набросок будущей картины. На рю Сент-Оноре он заметил священника, молчаливо благословившего проезжавшую мимо королеву. Лишь раз толпа поредела, и это случилось у Якобинского клуба, где никому не позволялось слоняться без дела. Рядом, в доме Дюплэ, за неизменно закрытыми ставнями жил Максимилиан Робеспьер — безжалостный вдохновитель революции. Но в этот день его не было видно.

Даже медлительные, как Росинант, одры должны были служить оскорблением достоинства ее величества. Повозку тянули не быстрые кони, используемые для экипажей и городского транспорта, а старые тяжеловозы, предназначенные для пахоты плугом. Они не привыкли к скоплению людей, поэтому кучеру приходилось успокаивать их и удерживать от резких движений. Несколько раз королева едва не падала от внезапного крена. К счастью, рядом находился маркиз, который поддерживал ее в такие мгновения. Но Мария Антуанетта не замечала его. Ее взгляд был устремлен вдаль. Она была так далека от всего, что не чувствовала прикосновений Сант-Анджело.

Повозка медленно свернула на рю Руаяль, где шум ожидавшей толпы — десятков тысяч человек, собравшихся на площади Революции — возрос, как грохот океанских волн. Повозка проехала мимо дворца Тюильри, где король и королева со своими детьми провели самые лучшие и счастливые годы. Маркиз вспомнил, как в музыкальной комнате мезонина давал уроки игры на флейте их дочери, Марии Терезе. При виде ворот и дворцовых террас глаза королевы заблестели от слез.

Сквозь рев толпы уже доносился свист гильотины. Она и теперь продолжала работать. Узников отправляли на эшафот с мрачной размеренностью. Их смерть отмечалась последовательностью характерных звуков. Сначала раздавалось поскрипывание опускаемой баскулы — доски, на которую укладывали жертву. Затем, когда человек ложился на нее лицом вниз, раздавался стук люнета — деревянного полумесяца, фиксировавшего голову жертвы под лезвием. И, наконец, все это заканчивалось свистом самого лезвия, которое падало с высоты восемнадцати футов и затем отскакивало вверх, разбрызгивая кровь и куски красной плоти. В зависимости от известности «врага народа», за обезглавливанием следовало всеобщее ликование, во время которого палач вытирал инструмент, а его помощники выливали на платформу несколько ведер воды, чтобы немного очистить скользкую поверхность.