Теперь она лежала в нескольких ядрах от него — на куче грязи, обезглавленная и оскверненная. Когда он убедился, что могильщики увлеклись едой, вином и яблоками, не обращая больше внимания на останки королевы, он осмелился приблизиться. Любой разумный человек не стал бы даже говорить об этом, но он должен был увериться, что королева не попала под магические чары и что она теперь была действительно мертвой. Он вытянул руку, чтобы отогнать рой мух и приподнять шляпку с ее лица. Внезапно рядом послышался крик:

— Надеюсь, мы вовремя!

Вскочив на ноги, он увидел Эбера. Комиссар и два его помощника направлялись к могильщикам. Шпага лихо раскачивалась на боку газетчика. За ними едва поспевала молодая женщина с платком на голове. Она несла в руке тяжелую корзину.

— О, гражданин Эбер! — стряхивая крошки с рубашки, приветствовал его старший могильщик. — Мы ожидали вас.

— Черта лысого вы ожидали, а не меня, — ответил Эбер. — Но это даже хорошо, что вы не закопали ее. Мадемуазель Тюссо должна немного поработать над трупом.

Он щелчком пальцев направил женщину к телу королевы. Сант-Анджело нахмурился. Какую еще подлость придумал этот мерзавец?

Пока глава Комитета общественного спасения развлекал могильщиков похабными историями, мадемуазель Тюссо опустилась рядом с останками Марии Антуанетты и покопалась в своей корзине. Маркиз стоял рядом, едва смея дышать. Она казалась ему смутно знакомой. Затем он вспомнил, что видел ее в Версале, когда она давала уроки рисования сестре короля, принцессе Елизавете.

Теперь она скрывала под платком бритую голову. Значит, ее тоже арестовали, подумал Сант-Анджело. Члены Трибунала отсрочили ее казнь при условии, что она будет выполнять их отвратительные поручения. С ловкостью, которой восхитился бы любой мастер, она расстелила кусок холста на земле и разложила на нем инструменты. Не зная о присутствии маркиза, она повернулась спиной к хохотавшим мужчинам.

— Прошу вас, простите меня, мадам, — тихо прошептала она отсеченной голове. — Я не желаю вам зла.

Быстро перекрестившись и сняв шляпку королевы, она отложила ее в сторону. Присмотревшись, маркиз с облегчением увидел, что голова не подавала никаких признаков жизни. Глаза были закрыты. Дряблые и увядшие губы Габсбургов криво изогнулись. Мадемуазель Тюссо, смочив тряпку в воде, вытерла с них грязь и засохшую кровь.

— Я извиняюсь за грубость, — прошептала она, словно привыкла к таким беседам с мертвыми людьми. — Они не дали мне достаточно времени. А маску нужно сделать прямо сейчас, или уже ничего не получится.